Питерские монстры

– Примерно как и людей – заделай дыру и почитай ему вслух. Что-то хорошее. Про муми-троллей, например.

– Спасибо, – сказала Алиса. – Я пойду. Пойду его лечить.

– Не затягивай, – гулко сказал дом.

Они втроем сидели на крыше.

– И что, просто дыхание дома?

– Да, – ответила Алиса, которая только что передала тайну.

– А у тебя больше не осталось?

– Не-а.

Макс с Павликом немного расстроились.

– Только по одному для каждого из вас, – улыбнулась Алиса и раздала им еще теплые гладкие шарики.

– Смотри, смотри, садится! – крикнул Павлик.

Солнце садилось медленно и неотвратимо быстро.

– И почему никогда не надоедает? – спросил Макс.

– Потому что мы каждый раз боимся, что оно передумает и мы лишимся ночи? – предположила Алиса.

– Я все никак не могу понять другую штуку. Если ты писатель, то каждое сказанное тобой слово должно действовать на реальность. Попробуй, – сказал Павлик и дал Максу монетку. – Скажи, пусть станет птицей.

И Макс попробовал.

– Будь птицей! – сказал он.

И ничего не произошло – монетка осталась монеткой.

– Не знаю, почему не работает. Некоторые слова получаются весомыми, а некоторые – не важнее тополиного пуха. С рассказами так же.

– Жаль, – сказал Павлик, – прекрасно видя Макса и Алису в темноте. – А как было бы здорово хоть немножечко управлять этим миром, ну потому что…

Павлик говорил, говорил, а Макс думал: «Все-таки хорошо, что мы снова вместе, пусть и немного хочется повыть на луну». А еще Макс думал о лошади. Как она там, в тумане…

* * *

– Анатолий, посветитесь посильнее, пожалуйста, мне плохо видно.

– Дед сказал выключить свет и спать еще два часа назад.

– Хорошо. – Маленький Максим захлопнул книгу, незаметно заложив нужное место. – Если вам не интересно, чем кончилось, будем спать.

– Чисто технически свет мы выключили, – сказал призрак и засветился сильнее.

Маленький Макс открыл книгу и продолжил.

Капарóт

Петух смотрит, как Моше Лейбович отчаянно пытается спать. Час, еще час. И еще половина. Моше быстро нажимает кнопку будильника. Трет глаза. Не смотрит на петуха.

Моше огромен и так сильно некрасив, что это вдруг становится притягательным.

Чуть за полночь Моше неловко достает петуха из клетки и выходит из дома. Петух под мышкой теплый и неудобный – постоянно приходится перехватывать. Красный хохолок лежит на боку, как будто уже пролилась кровь.

Моше кивает двум знакомым, тоже с петухами в руках, и продолжает идти, чуть скользя по неровной иерусалимской плитке.

– Птицу нужно брать в правую руку, – говорит рав Шауль.

– Ребе Шауль, я левша, – говорит Моше, – какой рукой мне крутить петуха?

Рав Шауль делает вид, что не слышит. Рав Давид всегда слышал Моше. При ребе Давиде все делали капарот не с птицами, а с деньгами – трижды крутили их над головой.

Моше Лейбович останавливается на мосту. Смотрит вниз и повторяет слова обряда. Зэ атарнэголь йелех лэмита, вэани элех лехаим товим арухим улешалом[1]

.

Мир начинает кружиться, как будто над головой крутят не петуха, а самого Моше.

Он делает шаг назад.

Еще один.

На дорогу.

Что-то жутко верещит, Моше Лейбовича сильно и очень обидно толкают. Он перекатывается через капот и, как в замедленной съемке, падает на спину. Руки его, в детской попытке ухватиться за родителей, взлетают вверх. Голова ударяется об асфальт.

Резко тормозит машина, на Моше кричат по-арабски. Машина уезжает.

Моше открывает глаза и видит ноги петуха, который стоит прямо над ним и клюет его в руку. Голове горячо и холодно одновременно. Моше проводит по волосам и чувствует мокрое.

С трудом садится на бордюр и зачем-то смеется. Петуху непонятно.

– Теперь и у меня красный хохолок, – говорит Моше и в первый раз смотрит на петуха. Очень-очень белого с красным на голове.

Моше хочется потрогать петушиный хохолок, который кажется холодным и бархатистым на ощупь.

– Сколько этот? – спрашивает Моше и показывает на петухов.

Ему, в сущности, не важно, какой это будет петух. Моше совсем не хочет петуха. Он сейчас скажет, что цена слишком высокая, и уйдет.

– Этот какой-то демон, – говорит продавец, – бери так, – и добавляет шепотом: – Проклятый.

Петух пару раз клюет кровь Моше на асфальте, внимательно смотрит одним глазом, потом другим.

И убегает.

Он убегает так быстро, что Моше кажется, будто петуха никогда и не было.

Моше Лейбович встает, чуть пошатываясь, и идет в подворотню вслед за петухом.

«Мне не нужен петух», – думает Моше и ускоряет шаг.

Ноги петуха неповоротливые, в смешных перьевых штанах. Петух их ненавидит. Ненавидит бесполезные крылья и желание орать на рассвете.

Он бежит через площадь, оборачивается и видит огромного, как статуя, Моше. С трудом вписавшись в поворот, резко сворачивает в арку.

Петух видит, как из-за угла показывается неотвратимый Моше Лейбович. Машет бесполезными крыльями и взлетает на невысокий балкон.

– Выкуси! – кричит петух Моше.

Моше замирает удивленно, а потом подтягивается и перелезает через заржавленные дождями перила.

Они стоят на балконе друг напротив друга. Рядом с Моше сложенная сукка́ и старые рабочие ботинки. Петух приземляется на белые пластиковые стулья, насаженные сами на себя.

– Ты всегда мог говорить?