– Это будет волшебная ночь, – говорит Петербург, – я пришел рассказывать вам сказки.
– Да кто ты такой? – лениво спрашивают двенадцать на разные голоса.
– Моими родителями был Петр и уррнака по имени Анна. Моей бабкой была болотница. Моего деда никогда не было, потому что в этом месте не рожали живых детей. Я Великий Петербург, друзья мои. И я пришел к вам.
Двенадцать оживляются, с вожделением смотря на вино, на пышку и на сигарету.
Петербург преломляет пышку, раздает каждому по половине и начинает:
– Вам, воры, я пришел рассказать сказку про великое ограбление. Когда я был молод, то хотел обладать всем и всеми. Лучшие дворцы должны были быть моими, лучшие женщины и лучшие мужчины должны были жить здесь.
У меня было все, что только можно представить. А чего представить нельзя, сочиняли мои поэты и изобретали мои инженеры. Но я всегда знал, чего мне не хватает по-настоящему. Мне не хватало солнца. Я хотел, чтобы оно было только моим. Чтобы светило в каждом дворе-колодце, в каждом доме, в каждом уличном фонаре.
Я собрал лучших воров – домушников, щипачей, шулеров, карманников, форточников и медвежатников, чтобы они украли для меня солнце.
– Дрянь твоя сказка, – перебивают воры, – всем тут ясно, что воры твои не справились. Вон даже туристы это уже поняли – никакого солнца у тебя нет.
Петербург улыбается хищно, потягивается.
– Спорим, что не знаете, чем моя сказка закончится? – говорит Петербург ворам.
– На что?
– На щелбан. Но такой, что убьет одного из вас на месте.
– А если угадаем?
– А если угадаете, расскажу вам секрет, как украсть самое ценное в этом мире.
Воры задумываются. Совещаются долго. Петербург в это время достает пластиковый стаканчик, дует в него, очищая. Достает из одного другой. И еще. И еще, как матрешку. Наливает самого дорогого вина. Его хватает на всех. И остается даже больше, чем было.
– Добро, – говорят воры, – мы думаем, что воры твои были четкие и все чин по чину сработали, вот только солнце не смогли донести – пожгло оно им руки. Было так горячо, что выпустили они солнце, и оно укатилось обратно на небо. И снова стало общим и не твоим.
Петербург слушает внимательно и катает дорогое вино по пластиковому стаканчику, чтобы надышалось.
– Хорошую вы сказку рассказали, но взаправду не так было, – говорит Петербург.
– Чем докажешь?
– Слушайте и пейте вино. Для одного из вас оно будет самым вкусным и самым последним в жизни.
Петербург поправляет полы плаща и начинает сначала.
– Итак, я хотел, чтобы солнце было только моим. Чтобы светило в каждом дворе-колодце, в каждом доме, в каждом уличном фонаре. И самые лучшие воры отправились за солнцем.
Но оно оказалось не твердым, как камень, а жидким, как патока. Воры были хорошие – принесли солнце в ведрах, не расплескав ни капли.
И стало солнце светить только в этом городе. И перестали люди спать и начали сходить с ума. Потому что солнце в этой земле обернулось отравой и принялось разлагаться на безумие и бессонницу.
И тогда я велел избавиться от солнца. Вычерпать его из всех фонтанов, из всех луж, из всех масляных фонарей. Лучшие мои химики пытались рассчитать идеальную формулу солнца, которое можно оставить в городе. Но мимо прошла слишком красивая женщина, и в расчеты закралась ошибка. Поэтому летом солнца слишком много, и люди не могут спать и сходят с ума, а зимой солнца слишком мало, и люди не могут понять, спят они или нет. И тоже сходят с ума.
Петербург замолкает и смотрит на воров.
– Кого из вас я сегодня убью? Мне все равно – мне дороги вы оба.
Воры смотрят друг на друга – никому не хочется умирать из-за глупой сказки.
– Скиньтесь на пальцах, – предлагает Петербург, – верное средство.
Воры играют в «камень, ножницы, бумага», и оба жульничают, и никто не может победить.
Петербург начинает скучать и говорит:
– Того, кто умрет сегодня, я сделаю призраком и доверю красть для меня разное невещественное. Такое, чего вы раньше даже во сне не видели.
Вперед выходит первый вор и говорит, что согласен. Петербург прицеливается, но недолго, чтобы не нервировать будущего мертвеца. Ставит первому вору щелбан, и первый вор падает телом, но стоит душой. Осматривает себя и берет уже призрачный пластиковый стаканчик с призрачным вином.
– Красиво, – кивает Петербург.
Первый вор осматривает себя и тоже кивает.
– Неплохо, – говорит первый вор, – можно жить.
– Что ж, – продолжает Петербург, – вам, бомжи, я пришел рассказать о свободном племени, кровь которого течет в каждом из вас.
Петербург доливает всем вина и начинает новую сказку.
– Ваши предки так долго кочевали, что сначала стали легкими, как бродячая кошка, потом легкими, как воздушный шар, а потом легкими, как парашютик одуванчика. Это было неудобно и вообще некрасиво, потому что стоило подуть ветру, как люди разлетались по соседним крышам и полям. И невозможно было ни купить батон для русалки, ни договорить разговор – как вы понимаете, ветер здесь дует всегда.
Петербург выставляет руку с бесчисленными перстнями на длинных пальцах, и под ней оказывается огромный черный пес.