пустого пространства: оно может быть повсюду там, куда не доходит восприятие и где, следовательно, нет никакого эмпирического знания об одновременном существовании; но
в таком случае оно вовсе не объект для какого бы то ни было нашего возможного опыта.
Следующее замечание может служить пояснением. В нашей душе все явления как
содержащиеся в возможном опыте должны находиться в общности (communio) апперцепции, и поскольку предметы должны представляться связанными [друг с другом]
как одновременно существующие, они должны определять друг другу место во времени и
благодаря этому составлять одно целое. Если эта субъективная общность должна покоиться
на объективном основании или относиться к явлениям как субстанциям, то восприятие
одного из явлений должно как основание делать возможным восприятие другого явления, и наоборот, не для того, чтобы последовательность, будучи всегда схватыванием в
восприятиях, приписывалась объектам, а для того, чтобы объекты могли быть
представлены как одновременно существующие. Но такое [отношение] есть взаимное
влияние, т. е. реальное общение (commercium) субстанций, без которого, следовательно, не
могло бы иметь место в опыте эмпирическое отношение одновременности. Благодаря
такому общению явления, поскольку они находятся вне друг друга и тем не менее связаны
друг с другом, образуют нечто сложное (compositum reale), и такие сочетания возникают
различным образом. Итак, три динамических отношения, из которых возникают все
остальные, суть присущность, следование и сложение.
Таковы три аналогии опыта. Они суть не что иное, как принципы определения
существования явлений во времени согласно всем трем модусам его: согласно отношению
к самому времени как величине (величина существования, т. е. продолжительность), согласно отношению во времени как в ряду (последовательность), наконец, согласно
отношению во времени как совокупности всякого существования (одновременность). Это
единство определения времени совершенно динамично, т. е. время рассматривается не как
то, в чем опыт непосредственно определял бы место всякому существованию: это
невозможно, так как абсолютное время не есть предмет восприятия, который мог бы
объединить явления; место всякого явления во времени определяется тем правилом
рассудка, лишь благодаря которому существование явлений может обрести синтетическое
единство сообразно с временными отношениями, стало быть, определяется a priori и имеет
силу для всякого времени.
Под природой (в эмпирическом смысле) мы разумеем связь существования явлений по
необходимым правилам, т. е. по законам. Следовательно, существуют определенные
законы, и притом a priori, которые впервые делают природу возможной; эмпирические
законы могут существовать и быть открыты только при помощи опыта и именно в согласии
с теми первоначальными законами, лишь благодаря которым становится возможным сам
опыт. Наши аналогии представляют, собственно, единство природы в связи всех явлений
при определенных показателях, выражающих не что иное, как отношение времени
(поскольку оно охватывает всякое существование) к единству апперцепции, которое может
иметь место только в синтезе согласно правилам. Взятые вместе, аналогии гласят: все
явления заключаются и должны заключаться в единой природе, так как без этого
априорного единства не было бы возможно никакое единство опыта, стало быть, и никакое
определение предметов в нем.
По поводу своеобразного способа доказательства, которым мы пользовались, устанавливая
эти трансцендентальные законы природы, следует сделать одно замечание, имеющее
весьма важное значение также как предписание для всякой другой попытки доказать
интеллектуальные и вместе с тем априорные синтетические положения. Если бы мы хотели
доказать эти аналогии догматически, т. е. исходя из понятий, что все существующее
находится только в постоянном, что всякое событие предполагает в предыдущем состоянии
нечто, за чем оно следует по некоторому правилу, наконец, что в одновременно
существующем многообразном состоянии существуют в отношении друг к другу
одновременно согласно некоторому правилу (находятся в общении),-то все наши старания
были бы совершенно тщетны. В самом деле, сколько бы мы ни расчленяли понятия о
предметах, мы не могли бы, исходя только из этих понятий, прийти от предмета и его
существования к существованию или способу существования другого предмета. Итак, что
же нам оставалось? Возможность опыта как знания, в котором все предметы должны иметь
в конце концов возможность быть данными нам, если представление о них должно иметь
для нас объективную реальность. А в возможности опыта, сущностная форма которого
состоит в синтетическом единстве апперцепции всех явлений, мы нашли априорные