Пламя его души

должны ограничиваться или определяться ими, и пространство и время не могут быть

сложены из одних только мест как составных частей, которые могли бы быть еще до

пространства или времени. Такие величины можно назвать также текучими, потому что

синтез (продуктивного воображения), создающий их, есть движение вперед во времени, непрерывность которого мы особенно склонны обозначать словом текущий (истекший).

Таким образом, все явления вообще суть величины непрерывные-экстенсивные величины

с точки зрения их созерцания, интенсивные величины с точки зрения одного лишь

восприятия (ощущения и, следовательно, реальности). Если синтез многообразного

[содержания] явления прерывен, то он агрегат многих явлений (но, собственно, не явление

как величина), который возникает не благодаря лишь продолжению одного из видов

продуктивного синтеза, а благодаря повторению постоянно прекращающегося синтеза.

Если я называю 13 талеров денежной величиной, то я их обозначаю правильно постольку, поскольку я разумею под этим пробу полфунта чистого серебра, представляющего собой

во всяком случае непрерывную величину, в которой ни одна часть не есть наименьшая, а

всякая часть могла бы составить монету, которая всегда содержала бы материал для еще

меньшей монеты. Но если под этим названием я разумею 13 круглых талеров как столько-

то монет (причем проба серебра в них может быть какой угодно), то я неправильно именую

их денежной величиной, а должен считать их агрегатом, т. е. числом монет. Однако так как

в основе всякого числа должна лежать единица, то в качестве единицы всякое явление есть

величина, и, как таковая, оно всегда есть нечто непрерывное.

Если все явления, рассматриваемые и как экстенсивные, и как интенсивные, суть

непрерывные величины, то положение, гласящее, что также и всякое изменение (переход

вещи из одного состояния в другое) непрерывно, можно было бы легко и с математической

очевидностью доказать здесь, если бы причинность изменения вообще не лежала

полностью за пределами трансцендентальной философии и не предполагала эмпирических

принципов. В самом деле, о том, что возможны причины, которые изменяют состояние

вещей, т. е. определяют их к состоянию, которое противоположно данному состоянию, рассудок не дает нам a priori никакого указания не только потому, что он вообще не

усматривает возможности этого (ведь такого усмотрения у нас нет во многих априорных

знаниях), но и потому, что изменчивость касается лишь тех или иных определений явлений, которые могут быть указаны только опытом, между тем как причина их должна находиться

в неизменяемом. Но так как здесь у нас нет ничего, чем бы мы могли пользоваться, кроме

чистых основных понятий всякого возможного опыта, среди которых не должно быть

ничего эмпирического, то мы не можем, не нарушая единства системы, упреждать общее

естествознание, которое строится на определенных основных данных опыта.

Тем не менее у нас нет недостатка в доказательствах того, что наше основоположение имеет

в антиципации восприятии и даже в восполнении их отсутствия столь важное значение, что

предохраняет от всех ложных выводов, которые можно было бы из них сделать.

Если всякая реальность в восприятии имеет степень, между которой и отрицанием

существует бесконечный ряд все меньших степеней, и если всякое чувство должно иметь

определенную степень восприимчивости к ощущениям, то невозможна никакие

восприятия, а стало быть, и никакой опыт, который бы доказывал прямо или косвенно

(через какой угодно окольный путь в умозаключениях) полное отсутствие реального в

явлении; иными словами, из опыта никогда нельзя извлечь доказательство существования

пустого пространства или пустого времени. В самом деле, полное отсутствие реального в

чувственном созерцании, во-первых, само не может быть воспринято и, во-вторых, не

может быть выведено ни из каких явлений и различий в степени их реальности, а также

никогда не требуется для объяснения их. Действительно, хотя бы все созерцание

определенного пространства или времени и было сплошь реальным, т. е. ни одна часть их

не была пуста, тем не менее, так как всякая реальность имеет свою степень, которая при

неизменной экстенсивной величине явления может убывать вплоть до ничто (пустоты) через бесчисленное множество степеней, должно существовать бесконечное разнообразие

степеней наполнение пространства и времени, и интенсивная величина может быть в

различных явлениях большей или меньшей, несмотря на то что экстенсивная величина

созерцания остается прежней.

Поясним это примером. Наблюдая большое различие в количестве между разными видами

материи, занимающими одинаковый объем (наблюдая это отчасти благодаря моменту

тяжести или веса, отчасти благодаря моменту сопротивления против другой движущейся

материи), почти все естествоиспытатели единогласно заключают отсюда, что этот объем