Влекло к тебе. Бывало так: до помрачения. И думать ни о чём другом не мог, скорее бы дождаться. Час до свидания с тобой казался вечностью. Стрелкам часов не доверял – так, не спуская глаз с них, торопил их. Как до прохладного ручья в невыносимую жару к тебе бежал. И дорывался…
Но, получив, вдруг делался пустым. Не наполнялся. Наоборот. Как будто кто-то взял меня и опрокинул, и из меня все чувства разом истекли, кроме желания, чтобы ты тотчас же исчезла, испарилась, открыть окно – в него бы птицей улетела, тебя пушинкой вынесло ли сквозняком, только бы близко от меня не оставалась. Лишь бы не видеть и не слышать. Не ощущать. До отвращения. До немоты. Ну что ж такое? Мне этого совсем не хочется, но это так. И власти нет моей над этим. И нет умения, чтобы исправить.
А с той, которая меня не дождалась, не отстраняясь, мне вместе быть хотелось до и после. Не отслоняясь. И вечность с ней не расставаться – так бы хотелось. С ней переполнен был и до и после… не истощался.
Потом:
Опять до помрачения…
И позже сколько-то:
Опять как опрокинутый…
С тобой.
Как так случается, не знаю.
Камень так нагревать и после остужать – рассыплется. Алмаз и тот не выдержит. Пожалуй.
Та вышла замуж. За кого-то. Не за меня. Никто от этого не умер. Земля с оси не сорвалась. Небо на землю не упало. Война ужасная не разразилась. Просто мне по-другому стало жить – мечты пришлось оставить в прошлом, забыть про них, мечтать мне стало больше не о чем. Померкло. Жизнь разделилась так: на до и после. А между до и после – никого. Кто-то мне: Лида. Я: а кто это такая?.. И смотрят, брови приподняв.
Собирался (мечтал) после службы поступить в речное училище, закончить его и ходить на катере-буксире по Ислени или по Верхней, а то и Нижней или Подкаменной Тунгуске. Куда направят, где возьмут. Гонять плоты, заработать столько денег, чтобы купить в Елисейске квартиру, жениться на той, которая не дождалась, и поселиться с ней в этой квартире. Или построить дом. На высоком и крутом берегу Кеми. Или Ислени. И жить в нём с самой любимой женщиной долго, как говорится, и счастливо. Завести детей. Не меньше пяти. Это её условие, и я с ним согласился. Своё условие поставил: чтобы все дети походили на неё. И ничего другого больше мне не надо было.
Глупо.
Но так сейчас мне это представляется. Тогда на всё смотрел иначе.
Может, надеждой лишь и жил (служил), что сбудется эта мечта. Надежды нет, но я вот жив. Значит, надежды (мечты) на жизнь и на смерть не влияют. Они – отдельно. Сами по себе. Значит, и жил я не одной только надеждой. Чем-то ещё…
Живёт же человек и без надежды. Существует – так иногда об этом говорят. Такой вид смерти?
Как-то сложно.
Не стал я поступать в речное училище. С ним и с квартирой в Елисейске мысленно простился – ненужным стало. Мне. Исключил. Ради чего? Ради кого? Одному, без семьи, и тайга – дом, как говорил мой отец, земля – постель и ветер – собеседник. Если уж так, и небо вместо телевизора и книги, добавлю в шутку.
Отец. Вот, вспомнил. Он воевал, надеялся на что-то. Но у него-то всё сбылось. Дети родителей не повторяют.
На службе ещё сдружился я с Лабиным Валеркой, нашего призыва. Били его «старики», я как-то заступился. Он отсюда, из Исленьска. Мать у него, рассказывал, преподаёт в недавно открывшемся в Исленьске университете, на юридическом факультете. Теперь-то знаю: Наталья Николаевна Лабина, процессуальное право и прокурорский надзор, строгий преподаватель, требовательный. И нормально. Дескать, поможет поступить. Если надумаешь, и документы вместе подадим, вдвоём, мол, парень, веселее. Но мне тогда до этого ли было? Мечты, надежды, их исполнение не за горами. Я отшутился: медведю из глухой тайги – да и в юристы, у нас, мол, свой закон – тайга, медведь тайгой назначен прокурором.
Вспомнил о предложении Валерки уже тогда, когда опомнился и отошёл от неожиданного. Как воду, водку пил. Но не спасало. Однажды утром, только свет, сквозь вязкое похмелье услышал слова матери: Господи, Господи, Господи, и Ты – Сын, и у Тебя есть Отец… Глаза открыл, за занавеской, вижу: мать на коленях, тень её…
Притормозил.
Месяц прозанимался, школьную программу вспомнил, носу из учебников не высовывал, чтобы ни о чём и ни о ком другом не думать, – поступил.
Весной, на первом курсе, поехали всей группой к Валерке на дачу в Саянах. День трудящихся отметить. Жарили шашлыки, пили вино, а кто-то и водку. Ушли мы с тобой к озеру. Целовались. Запах дыма. Прелой прошлогодней листвы. Берёзовый сок. Кукушка. Огненные волосы на фоне берёзового ствола. Вечернее солнце сбоку светит в твой синий-синий прищуренный глаз, луч отражённый преломляется в моём зрачке и проникает прямо в душу – так мне казалось. Был бы трезвый, по-другому бы на всё смотрел. Но это «был бы»… Как уж «получилось». Не Бог, конечно. Не судьба. Дым, озеро, запах прелой прошлогодней листвы, солнечный луч, кукушка, водка – всё это тоже влияет на линию жизни, а иногда и кардинально.