– Ваня защитился, устроился на работу. В адвокатскую контору. Купил машину. «Москвич». Поехал в Кирсановку, в детскую колонию. Вёл по какому-то подростку дело. Позвонил мне поздно вечером, что выезжает. Ехал назад. Уже глубокой ночью. В Гвардеевке. По трассе. Увидел: горит дом. Остановился. Спас двух детей, девочку и мальчика, лет десяти-двенадцати. Они и рассказали после. Полез за бабушкой. Пол провалился, упал в подполье вместе с ней, и завалило их обоих потолком обрушившимся… Мы с Петром его сюда и привезли.
– Понятно. Господи помилуй.
– Помилуй господи… Четвёртого мая должна была быть регистрация и наша свадьба. Ваня купил мне свадебное платье, себе – костюм. Так в нём его, в костюме этом, и похоронили.
– Я бы приехал, поздно сообщили.
– Да.
– Теперь вот тут.
Пришли на кладбище. И никого уже. Бурундуки да птицы только.
«Постояли». Я и Марина. Молча.
И рядом с нами, может, кто-то.
А может так, что… мы одни.
Но в это чувство не даёт поверить… как будто всё же – кто-то.
Солнце за ельник закатилось.
Вечереет. С неба ворон как ветром будто сдуло. Те на ночёвку в ельник подались.
На небе ало-зеленеющем белый след оставили два самолёта – крест «андреевский». Будто на море где-то реет тот и расплывается, редеет.
Пошли мы с Мариной обратно.
Вдвоём.
Снег подстыл – хрустит сухо под ногами. Где были лужицы, теперь – ледок тонкой корочкой, закат оранжевый в котором отражается. Как в зеркальце. Много их на дороге, этих «зеркальцев».
На перекрёстке разошлись: я – домой, Марина – к тёте Шуре.
Марину после я не видел.
Десятого мая я покинул Ялань. Меня – как лист от ветки ветром оторвало и по сей день по воздуху кружит.
Я уезжал, Марина ещё оставалась.
«У тёти Шуры с сердцем плохо было, пришлось немного задержаться. Пока Галина не приехала», – после звонил ей, так она сказала.
Ялань стоит ещё. Без Вани. Без Белозерова Ивана.
Хотя… кто знает? Ещё ж на ком-то как-то держится.
Часть вторая
Аэровокзал. Разноголосо. Людно. Шумно. Гул – под высокий потолок, оттуда – сумятица эха. Я никогда пустым не видел этот зал. Ни днём ни ночью. Во все стороны света – такой тут вектор направлений. Как пчёлы в жаркую пору медосбора над непрестанно трудящейся пасекой, снуют над городом «стальные птицы» – самолёты. Туда-сюда, туда-сюда. Центр страны всё-таки. Географический.
Если по справедливости, то центр в Ялани. И ось Земли через Ялань проходит. Кому надо, тот знает.
Но не об этом.
Кто-то, имея на руках билеты, сутки ждёт вылета. А то и двое, а то и трое. Расположились в креслах основательно, с застольем. Семьи. Неполные и полные. Ну а особенно – вахтовики. Одни – с вахты домой, другие – из дома на вахту. Кто куда, по выражению лиц и внешнему виду можно догадаться.
Яблоку упасть – найдётся место, человеку – присесть негде. Рой детворы – конец каникулам. Обычно. Детей, как ос, стараюсь избегать. А дошколят и старшеклассников – как шершней.
Нашёл свободный уголок возле стены. Стою и думаю. А поразмыслить есть о чём. Тут уж и вовсе.
Хоть и привык я к почти всегда в близких и далёких путешествиях благоприятно для меня складывающимся обстоятельствам как к должному, но тут впервые озадачился. И что вдруг?
Гладко уж очень стелется дорожка. Куда? К чему?
Понятно – к дому. Ещё к чему-то. Но к чему? Futurum dicam (латынь сдавал на первом курсе, ещё вот помню).
Смутное ожидание чего-то необычного. Раньше такого не испытывал. Нет, ожидать-то ожидал неисполнимого, что-то предчувствовал, но без тревоги. Не сбывалось. Сердце и ровно вроде бьётся, а душа, как часто повторяет мама, не на месте. В чём причина?
И про душу (коли уж речь о ней зашла): если она бывает «не на месте» – где её место?.. Не собака же, которая, с цепи сорвавшись, убежала из ограды…
Обдумать надо. Не сейчас.
Сложилось так, как я и не мечтал. Удачно.