Пламя, или Посещение одиннадцатое

Славян, то есть нас, русских, невозможно победить. В чём они, немцы, убедились не за одну, мол, сотню лет. Доходит долго до тевтонцев, ве́ка им, «гордым», не хватило. И получают каждый раз. И поделом им. Государство русской нации, мол, нерушимо, и сильно оно своим климатом, пространствами и скромностью в потребностях. Так, приблизительно тут, не дословно. По сути – точно.

Вот ведь далась же им Россия!

Сидят, сидят, как мама говорит, да и вставать, делать что-то надо.

А я стою. И толку в том?

Думал, придётся добираться на попутках. Почти полтыщи километров. Прямо на север и почти без поворотов, левым, равнинным берегом Ислени. Забоялся: вдруг никто не остановится? Случается и так. Ещё бы в день, с утра, а тут – пока за город выберешься, на Елисейский тракт, и ночь наступит – не июнь. С моим-то видом в ночь: джинсы в заплатах, полинявшая штормовка, волосы длинные, потрёпанный рюкзак – не душегуб ли, не грабитель? И в рюкзаке-то не тесак или обрез?.. Кто же осмелится попутчика такого взять, случайного, какой отчаянный водитель? Не на просёлочной дороге и не у нас на севере, там подбирают все и всех, – а тут, южнее и на федеральной, как на «большой». Один раз шёл пешком, под утро только подобрал меня, заиндевелого, обындевевший лесовоз. Замёрз как цуцик. Малых щенков так называет Вася Рубль, однокурсник. Дрожат они, щенки молочные, на зыбких ножках. И я тогда потрясся, как щенок, едва унялся. В тёплой кабине лесовоза. И губы отвердели так, что говорить не мог, а только мыкал, как телёнок. Ладно шофёр понятливый попался, вопросов много мне не задавал, а только, щурясь хитро, улыбался: мол, знаю, знаю, к девке так стремишься. Ага, к девке бы… К родителям. Домой вошёл, отец, взглянув сначала на моё лицо, а после на мои ботинки «с рыбьим мехом», водки стакан налил, заставил тотчас выпить. Я подчинился. И как убитый после спал, утром здоровеньким поднялся. Ну что тут скажешь? Зло не в водке.

Не «отвердели» губы на морозе, а «отерпли». В Ялани каждый старый человек так скажет.

Только пришло на ум, язык озвучил, повторив:

– Отерпли.

Приятно слышать: к дому приближаюсь, язык мой на «материнскую» речь перестраивается.

И вдруг на ум явился Ахиллес. Да не один, а с черепахой. А у меня всегда с ним так: как ни стараюсь мысленно придерживать храбрейшего героя, но он не только быстро догоняет черепаху – и обгоняет в один миг.

К чему бы это? Ни к чему. А просто потому, что в голове моей неразбериха, когда в дороге. И Ахиллес уже куда-то подевался. И черепаха вместе с ним.

Ни парадокса, ни апории.

Ну и дела, думаю.

На теплоходе – опоздал, тот спозаранку отплывает. И на автобус вряд ли сесть получится. Желающих попасть на автобус не меньше, чем на самолёт. Станций, селений много промежуточных по тракту, куда не залетает самолёт, не заплывает «Метеор» или «Ракета», куда доехать можно только на автобусе, – туда и едут в основном, билеты скоро разбирают.

Без какой-либо надежды встал, отыскав не сразу «крайнего» – никто «последним» быть не хочет, – в разветвлённый, как метёлка, хвост длинной, как в универмаге «Пассаж» за женскими финскими или итальянскими сапогами, за другим ли «выброшенным» дефицитом, очередь – вроде не шевельнётся та, не сдвинется. Больше, пожалуй, лишь на фильмы фестивальные выстраивается: телом голодным медленно вползает с улицы в фойе, не выползая из него, ест ненасытно там желанные билеты. В кинотеатр «Великан», к примеру. В «Молнию». «Экран» и «Свет». Это что ближе. Другие реже посещаю. На Невском – «Баррикаду». «Кинематограф» на Васильевском. С Яной туда ходили раза три. На «Земляничную поляну», на Бунюэля и «Затмение». С Ильёй пропили перед этим ночь, с его друзьями и подружками, я всё «Затмение» проспал. Яна меня, когда я начинал сопеть, под бок локтем толкала. Я открывал глаза, таращил сколько-то и закрывал их снова. Разные, выходит, у нас с Яной тогда получились затмения. Сеанс закончился, на Петроградскую, домой, не обсуждая фильм, пошли – проснулся: дождь ледяной косил в лицо – взбодрило.

Надо пересмотреть – пересмотреть, конечно, Яне, если компанию составить согласится, мне – как впервые, так оно и есть, посмотреть эту «чёрно-белую экзистенциальную драму, наиболее отчётливо отражающую состояние душевной пустоты, неприкаянности и обречённости на одиночество».

Не отстоял ещё и полчаса, услышал: билетов нет и не предвидятся. Кто-то там впереди спросил, у самой кассы, ему ответили через динамик. Толкаться дальше смысла нет. И блата нет, к кому тут обратиться? Нет у меня в Исленьске такого Ильи, у которого везде «всё схвачено». Надо заранее приобретать, чуть не за месяц. Задолго так я не планирую. Нынче и вовсе как-то вдруг. Решил, что, прежде чем на пеший ход отважиться, подамся на автовокзал и попытаю счастья там.