Боль накатывала и опадала, а с нею и связность мысли. Короткими импульсами набегали тьма и агония. С анестетиками Фам связываться больше не рисковал. Он увидел, как над ближним холмом высунул кончики ветвей какой-то наездник. Замерев, Фам пригляделся. Наверное, наездник может видеть ровно столько, чтобы отслеживать движения… Две секунды. Последняя мошкамера Фама показала, как сбоку тихо подлетает еще один враг. В любую секунду двое могут соединиться и броситься на него. Фам бы сейчас что угодно отдал за
Громкий треск ветвей –
И Фам выстрелил точно в тот миг, когда наездник показался из укрытия. Теперь остается только один шанс. Если развернуться и выпалить в Зеленожку, пока та не расправилась с Синепанцирем… Маневр несложный, перевернуться вверх тормашками, зависнуть вниз головой, прямо над Зеленожкой и позади нее. Но для Фама в его нынешнем состоянии простых маневров не существовало; он завертелся слишком быстро, ландшафт замелькал и стал удаляться. Впрочем, вот же Зеленожка, выцеливает его своим оружием, порядок…
Тут возник Синепанцирь: мчится к ним на полной скорости меж колонн, все еще сверкавших от залпа Зеленожки. Он громко закричал Фаму:
– Молю, не убивайте ее, не убивайте!..
Зеленожка поколебалась, потом навела оружие на Синепанциря. Фам нажал на спуск, не переставая вращаться. Луч дергался, бил по земле. Сознание ускользало. «
Глава 29
Он видел сны. Его снова разжаловали из капитанов и отрядили в корабельную теплицу, ухаживать за растениями в горшках. Эх, грусть-печаль. В обязанности Фама входило поливать растения и следить, чтобы они вовремя расцветали. Но затем он заметил, что у горшков есть колеса; растения заезжали ему за спину, чего-то выжидали, переговаривались трескучим шелестом. Раньше они казались ему красивыми, а теперь стали зловещими. Фаму прежде нравилось кормить и поливать растения: они ему всегда были симпатичны.
А теперь он один на всем корабле знал, что они – враги всего живого.
Фам Нювен не единожды просыпался в окружении медицинского оборудования. Тесные гробообразные баки, скучные зеленые стены, проводки и трубки – со всем этим он почти свыкся. На сей раз все было иначе; он не сразу сообразил, где находится. Над ним склонялись гибкие тонкие деревца, слегка колыхаясь на теплом ветру. Ему казалось, что он лежит на мягчайшем мху посреди небольшой полянки над прудом. В воздухе над гладью пруда висело жаркое летнее марево. Очень приятное местечко, вот только листья какие-то шерстистые, а подобный оттенок зеленого Фаму еще не встречался. Он был дома, но дом этот принадлежал кому-то другому. Фам потянулся коснуться ближайшей ветки, но рука его уткнулась в незримую преграду сантиметрах в пятидесяти от лица. Выгнутая стенка. Как бы ни были замысловаты картинки, автохирург мало отличался от прочих на его памяти.
Где-то по ту сторону головы прозвучал щелчок; идиллия растаяла, теплый ветерок утих. Кто-то –
– Привет, Фам.
Она просунула руку внутрь автохирурга, сжала его ладонь. Нерешительно поцеловала. Вид у девушки был измученный, словно она недавно много плакала.
– Привет и тебе, – ответил он.
Память возвращалась рывками. Он попытался оттолкнуться от постели и обнаружил еще одно сходство с автохирургами Чжэн Хэ: его пристегнули.
Равна вымученно рассмеялась:
– Хирург, отстегни его.
Спустя миг Фам воспарил над ложем.
– Он меня все еще держит за руку.
– Нет, это лубок. Твоя левая рука еще долго будет отрастать, Фам. Ее почти полностью сожгли.
– Ах вот оно что.
Он опустил взгляд и увидел, что левая рука притянута к боку белым коконом. Он вспомнил перестрелку и догадался, что сны его были отчасти порождены кошмарной реальностью.
– Сколько я тут провалялся?