Пламя над Тереком

— Товарищ командир, вижу три эсминца. Корабли идут кильватерной колонной! — доложил вахтенный.

«Одна «Малютка» против трех эсминцев — трудная и опасная операция, — думал Астан. — Риск, конечно… Но решение принято».

И Кесаев приказал штурману Демину готовить расчеты для атаки.

Долго и нетерпеливо все на «Малютке» ждали встречи с противником. И вот этот момент наступил. Астан волновался. Но показать своего волнения не имел права. Нервность, неуверенность передаются, как ток, всему экипажу, так же как и решительность, спокойствие. И этому есть простое объяснение. То, что происходит наверху, на море, видит только один человек — командир. И побеждает или погибает лодка, экипаж определяет без слов, по поступкам и поведению командира.

Поэтому Кесаев выглядел сейчас так, словно он уже выиграл бой. Распоряжения его были спокойны, в движениях тоже не было суетливости, хотя ему казалось, что вражеские эсминцы обнаружили его «Малютку» и сейчас устремятся сюда, начнут бомбить и разнесут лодку в щепки.

Но не эти соображения, нагонявшие страх, были теперь самыми главными. Главное заключалось в том, чтобы правильно выйти в атаку. Страшновато, что греха таить. Но страх не сковывал, а, наоборот, как бы уточнял, что надо делать. «Чуют опасность, прячутся у берега», — думал Кесаев.

Было душно в рубке, слишком душно.

Астан все чаще обращался к акустику:

— Сосновский, глубина?

Сосновский встряхивал рыжим чубом, сообщал данные.

— Так держать! — скомандовал Кесаев.

— Так держать! — повторил штурман.

И лодка шла под водой на сближение с противником.

Наконец она приблизилась к эсминцам на 6–8 кабельтовых.

Пора разворачиваться…

В боевой рубке производили сложные расчеты: торпеды должны попасть в цель… Астан в перископ разглядел даже вражеских матросов и стоящих на вахте офицеров, настолько лодка сблизилась с целью…

Но когда торпеды уже были «на товсь», стальное днище корабля вдруг затрещало. Лодка остановилась и задрожала. Из центрального командного пункта раздались тревожные слова:

— Лодка села на мель!

Экипаж попытался сдвинуть корабль с места, но он даже не покачнулся.

«Сбросить балласт… Всплыть на поверхность и прямо пойти в атаку», — мелькнуло у Астана в голове.

По приказу командующего лодкам запрещалось выходить в атаку открыто. А тут еще перед лодкой три вооруженных до зубов эсминца! В таких условиях атака — чистейшая авантюра. Гибель лодки вместе с экипажем была бы неминуема.

Три вражеских эсминца, три кита, о которых можно было только мечтать, прошли чуть ли не над лодкой, стоявшей неподвижно с заглушенными машинами, ушли безнаказанно, словно здесь никого не было. Есть от чего стиснуть зубы!

Подвела карта! Глубина на ней в этом месте была показана на несколько метров больше действительной. Кого же теперь винить? Кого наказать? Впору расстрелять виновного!

Чтобы успокоить экипаж, командир сказал:

— Обидно, очень обидно, но такие казусы случаются в море. Надо это учесть на будущее. Благословим лучше звезду, под которой мы родились: счастье, что эсминцы не обнаружили нас на мели! Не то поминай как звали…

Но как ни объясняй, какой вид ни принимай, а первая атака сорвалась. Враг ушел. Этого Астан не мог простить себе. «Стыдно, стыдно! — терзал он свое сердце. — В таких случаях говорят: «Лучше смерть, чем позор».

Когда, по расчету, эсминцы были уже настолько далеко, что не могли услышать шумов подводной лодки, Кесаев прошел в электромоторный отсек, чтобы лично убедиться в исправности машин, и приказал опробовать моторы.

Матросы — моторист Иван Твердохлебов и электрик Яков Чивиков — быстро выполнили приказ. Но Кесаев видел, что не радость подгоняла их в работе. Лица были хмуры, глаза грустны.

Кесаев вслушивался в ровное гудение моторов и, повеселев, скомандовал:

— Глуши!

Потом обратился к матросам:

— Братцы, что вы носы повесили? Сердечко у «Малютки» на ходу, чего же унывать! Снимемся с якоря, сходим на базу, а там, глядишь, и подстрелим птичку. Выше нос, ребята!

— Так-то оно так, товарищ командир, — вздохнул Твердохлебов, — оно, может, и подстрелим, да только скажу я вам: какая это служба на лодке, не война, а так, мать родна. Если и пустишь фашиста на дно, все равно в глаза ему не заглянешь, не увидишь, приятно ли разбойнику подыхать.

— А чего глядеть? И без того ясно, что бандиту подыхать горько, — сказал Аслан.

— Так-то оно так, — повторил моторист, — только, по мне, настоящее удовольствие, когда стоишь с ворогом морда в морду.

— Ну ладно, — прервал разговор Кесаев, не понимая, куда клонит Твердохлебов. — Не до шуток сейчас. — И вышел из отсека.

Вскоре последовал приказ:

— По местам стоять! Продуть цистерны балласта! Приготовить корабль к всплытию!

Загудели переговорные трубы, по которым летели слова распоряжений, команд, докладов. Каждый член экипажа привычным ухом ловил касающееся его и быстро исполнял свои обязанности по расписанию.