Света решила оставить тяжёлые мысли о намерениях матери: всё равно она никак не могла повлиять на всю эту ситуацию, могла только не отдать сына никаким структурам и укрыть его от чужих планов своей материнской любовью.
Как только дверь в её дом закрылась, собранная женщина, не меняя выражения сосредоточенного лица, подошла к одной из малоприметных картин, проделала затейливое движение, словно проводя защёлку через лабиринт, затем открыла её с тем фанерным звуком, который слышали вошедшие, отперла сейф и достала папку. Она села в кресло и начала читать. Одна из бумаг была следующего содержания: «
Любовь Алексеевна прекрасно понимала, что всё это значит. Случайным людям в грядущем Предприятии места нет. Сейчас стоит задача найти кадровый резерв. Нужно найти достойных людей и вести их, чтобы ни при каких обстоятельствах страна и всё человечество не осталось без своих первопроходцев. В деле превращения вида homo sapiens из локально-планетарного в космический нет места случайностям.
На её лице проявилось огорчение. Ей казалось, что ни дочь, ни внук, не унаследовали высоких данных, которые она и её родители пронесли в своих генах от далёких предков, стоявших на страже России со времён Средневековья. Может, в каком-то смысле, она была слишком высокого мнения о своих предках, она понимала это, но, насколько хватало её собственной памяти, вся родня по восходящей линии состояла из людей чрезвычайно одарённых.
И что это говорит в ней? Неужели это желание продлить себя, расширить свой собственный род? С чего вдруг такое желание, чтобы именно её потомки летели покорять другие миры? «Похоже на древнюю формулу человеческого бессмертия – примитивное расширение своего рода», – подумала она. За этими тяжёлыми мыслями она даже не обратила внимания, что мыслит о дочери и внуке как о кроликах. Она любила дочь и внука. Но это чувство было исковеркано её прошлым: она не отделяла личное от интересов государства и общества.
Отбор кандидатов начал вестись задолго до технической готовности к межпланетному расселению. Возможно, несколько поколений людей прожили жизнь, числясь в кандидатах для колонизации, сами не зная того.
Они проехали через Циолковский и по прямой дороге добрались до закрытых ворот. Всё ещё бледный, но уже бойкий Ваня спустил ноги из машины и, раскрыв рот, направился в сторону охраняемого входа. Смотрел он, конечно, не на вход и охранников, а на то, что было за ними. Гигантский котлован выложенный бетонными плитами, был ему не виден, зато вытянутый корпус ракеты с ярко выделяющимся головным обтекателем поразил до заскучавшего мальчика и полностью захватил его внимание. Он уже был осведомлён и о космических полётах, и о способе их осуществления, но никакие слова не могут передать этого величия конструкции, которая должна оторваться от поверхности планеты, и ничто в его жизни прежде не производило на него столь глубокого впечатления.
Родители решили не показывать конверт и записку, полученные от матери Светы, и прошли вместе со всеми по купленным у турагентства билетам. Запуск должен был состояться через полтора часа, а уставшим после дороги требовался отдых. Они направились в ресторанный дворик, но Ваня оказался настолько поглощён видом ракеты, что ни Света, ни Тагир не стали мешать ему, тем более, что в начале пути он не хотел ничего видеть, а хотел остаться дома и играть в игры.
Взрослые кругом толпились, словно дети: в ожидании, когда же наконец прозвучит звуковой сигнал и объявят о старте. Детям в этой толчее не было видно и середины ракеты, но большинство, как Ваня, завороженно смотрели на чудо человеческой инженерной мысли, и их юные, незатуманенные «реальной жизнью» головы переполняли мысли о полёте в далёкие непредставимые пространства, где их ждали невозможные приключения, что-то иное, непередаваемо новое, не похожее ни на что из того, что они уже знали. Все люди в этом месте были воодушевлены предстоящим полётом, словно это они полетят.
Через какое-то время на площадке стало настолько людно, что Ваню пришлось посадить на плечи, чтобы его кто-нибудь случайно не толкнул. Примеру Тагира последовало ещё несколько родителей, и скоро над головами взрослых появился целый рой голов поменьше, превратив толпу в сборище странных двухфаланговых созданий.