Планка (сборник)

В душе Вадик долго, очень долго боролся с настройкой воды. Он никак не мог удержать нужную температуру. То вода была холодная, а то сразу же горячая. Вадик поворачивал кран буквально на миллиметр – и снова ледяная. В конце концов удалось найти неуловимое положение крана и помыться.

Потом Вадик чистил зубы и даже брился свежим лезвием. Он решил побриться, чтобы чувствовать себя максимально свежим. Но бритьё, сам процесс бритья возбудил утренние ощущения. И Вадик вспомнил и почувствовал тяжесть своего недосыпа.

Вадик быстро оделся: натянул свежие носки, свежую любимую рубашку и не совсем свежие брюки. Потом он сел на кровать, склонился над телефоном, который стоял тут же на прикроватной тумбочке. Он нашёл нужную кнопку и позвонил на рецепцию. Ему ответил женский голос. Вадик заговорил по-английски, но его не поняли. Тогда голос сменился на мужской. Мужской голос говорил по-английски коряво, но вполне понятно.

– Что вы хотите? – услышал Вадик.

– Я хочу такси, – ответил он.

– Когда месье хочет такси?

– Прямо сейчас.

– Мы закажем такси для вас, но боюсь, что придётся подождать. В такой час с такси в Париже большие проблемы.

– А сколько нужно ждать? – спросил Вадик.

– Не могу сказать, месье. Париж…

Вадик подумал секунду и понял, что лучше подождать, чем пытаться быстро освоить систему передвижения по Парижу самостоятельно.

– Хорошо, я подожду, – сказал он.

– Спасибо, месье, – был ответ, и голос исчез.

Вадик лёг на кровать и вытянулся поверх покрывала. Подушки были маленькие, но их было три. Он сгрёб их под голову. Как же стало Вадику удобно! Он закрыл глаза. Приятен был даже не очень яркий электрический свет от торшера. А кровать была такая удобная и такая большая… Из-за окна доносился шум улицы. Вадик лежал и пытался вспомнить, как по-французски будет «Эйфелева башня».

Он проснулся в полной темноте и тишине.

Вадик проснулся в темноте, тишине и вздрогнул всем телом. Он почувствовал, что лежит в постели без одежды, и ещё, что он укрыт одеялом. Вадик сел, пошарил рукой по стене рядом с кроватью и включил бра. Он нашёл свои часы, которые лежали на тумбочке, и увидел, что на них четыре часа десять минут… утра, конечно. Тут же он вспомнил, что не переводил часы на местное время, и, значит, в Париже два часа десять минут… ночи.

Вадик сходил в туалет, пописал и, стоя над унитазом, вспомнил, как его разбудил телефонный звонок, вспомнил, что ему что-то говорили про такси и что он даже что-то отвечал. Но он не смог вспомнить, что именно ответил, и совершенно не мог вспомнить, как он разделся, как расправил постель и как выключил свет. В туалете Вадик посмотрел на себя в зеркало.

– Да-а-а, брат! – качая головой, сказал он своему отражению и подмигнул левым глазом ему же.

Вадик выключил свет в туалете, на цыпочках добежал до кровати и буквально заскочил под одеяло. Он выключил бра и, свернувшись калачиком, стал согреваться. В туалете и в комнате было прохладно. Вадик лежал в темноте и думал, что можно ещё спать целых пять часов. Он и без того поспал достаточно, и можно ещё пять часов! Вадик покрутился, находя удобное положение, нашёл и плавно погрузился в сон.

Проснулся он, когда за окном шумела улица. Проснулся оттого, что спать уже больше не мог. Он насытился сном. У него было ощущение, что он ел сон большими ломтями. И уже был сыт. Вадик проснулся, полежал немного, посмотрел на часы. Местное время было семь сорок пять. Он повалялся ещё пять минут, потом бодро вскочил и отдёрнул штору. Его ослепило яркое небо и утренний солнечный свет. Вадик включил телевизор, нашёл музыкальный канал и сделал звук погромче. Пока Вадик умывался и одевался, он постоянно подпевал всем песням, что звучали из телевизора.

Завтрак был очень вкусный! Хрустящие булочки и нежные круассаны, великолепное масло, сыр, разные джемы и горячие яйца, сваренные всмятку идеально. А кофе было хоть залейся. Вадик ел, ел и ел и чувствовал, что пьянеет от еды. Он завтракал за столиком у самого окна, а за окном по улице шли французы, приятные и забавные люди.

– Доброе утро, Вадик! – услышал Вадик, оглянулся на голос и увидел Геннадия Борисовича. – Как вы себя чувствуете?

– Просто превосходно! – громко ответил Вадик.

– А мы все не очень, – грустно сказал Геннадий Борисович. – Нельзя так много пить даже французское вино. И нельзя с собой во Францию привозить водку. А пить водку в гостиничном номере это уже просто пошло. Но мы всё это сделали. Ох, Вадик, какой же вы молодец, что не пошли вчера с нами! Ну, как вы прогулялись? Как вам Париж?

– Прекрасно! Другого слова нет. Просто прекрасно! – улыбаясь, ответил Вадик.

– Вот и правильно. Рад за вас. Вы ешьте. А мы там в холле сидим и курим. К нам не спешите. Боюсь, мы сейчас станем пить коньяк, – сказал Геннадий Борисович и пошёл прочь от Вадика медленно и сутуло.

В половине десятого Вадик уже стоял на улице у входа в гостиницу, жмурился на солнце и с удовольствием курил. Сумка его, собранная и закрытая, стояла на полу в холле, рядом со столиком, за которым сидели мрачные его коллеги. Коллеги мрачно пили коньяк.