Планка (сборник)

Андрей растерялся. Сам Андрей за руль сесть не мог, чтобы куда-то отъехать. Друзья, которых он обзвонил, все либо были на дачах, либо тоже кто много, а кто немного выпили по случаю субботы и вообще. А Татьяна не требовала, она умоляла. Она говорила, что надо привести Машу домой от соседей, но она пока ничего не может ей сказать и объяснить. И ещё она не хотела, чтобы Маша видела мёртвого Графа. Машу надо было забирать как можно скорее. Потому что соседи были недовольны.

В том, как вели себя соседи, через сочувствие сквозило… мол, чего так убиваться-то, ну умерла собачка, ну, жалко, а тут люди каждый день мрут и гибнут, людей, мол, надо пожалеть, а они из-за собаки такое горе устроили. В общем, в таком духе.

А Андрей не мог ничего придумать.

Варя поплакала в своей комнате, потом вышла с заплаканными глазами, всем своим видом она обвиняла родителей, а особенно Андрея, во всём. Потом она тихо и искренне посидела на диване рядом с Графом, не снимая покрывала, погладила его и молча ушла к себе с удивительным и каким-то хорошим лицом.

Андрей ничего не придумал. Он сходил к соседу, разбудил его и взял у него небольшую военную лопату в чехле. Опьянение перешло в сильную головную боль и усталость. Татьяна тем временем собрала все графовы вещи в небольшую кучу. Она сидела в прихожей на маленькой табуретке, смотрела на то, что собрала, и было видно, что взгляд её расфокусировался и плакать она больше не будет.

Перед ней лежали Графов тюфячок – его постель – две миски, Татьяна зачем-то их помыла, ошейник, два поводка, намордник, несколько игрушек и синий с красным резиновый мяч. Андрей посмотрел на это и подумал, что собачья шерсть ещё долго будет попадаться им на глаза дома, в машине, на одежде… везде.

Потом он пошёл к собаке. Ругая себя за брезгливость и отвращение к мёртвому своему псу, он переложил окоченевшее уже тело на то самое покрывало, которым тело было укрыто. Он подтёр пол и выбросил тряпку в мусор. Прежде чем завернуть собаку, Андрей подумал и положил рядом с Графом его ошейник, неновый потёртый поводок, хотел положить намордник, но вспомнил, что Граф его не любил и всегда крутил головой, чтобы его не надевали. Он не стал его класть, а положил ещё любимую Графову игрушку, резинового зайца с изжёванными ушами. Этого зайца Андрей купил задорого в специальном собачьем магазине в Германии, когда ездил туда на выставку страховых технологий и услуг.

Когда он укладывал всё это, ему даже подумалось, что так укладывали в могилы древним людям всё, что им было необходимо и дорого. Потом он завернул пса и его вещи в одеяло и завязал свёрток бельевой верёвкой.

Татьяна тем временем сходила выбросить остальные вещи.

– Не смогла в мусорный бак бросить, положила рядом с мусоркой. Всё новое почти. Он такой аккуратный был, – сказала она, вернувшись, вздрогнула, увидев свёрток, лицо её снова сморщилось от плача без слёз. – Вот пожил с нами паренёк, порадовал нас, и всё. А мы не уберегли, – она нагнулась, прикоснулась к свёртку, но тут же махнула рукой и выпрямилась. – Куда ты его?

– Не знаю. Похороню где-нибудь. Придумаю. Не волнуйся.

– Только мне потом не говори где, – сказала она, держа руки у лица. – Пойду за Машей, и ляжем спать. Андрюш, ты не заставляй меня волноваться, пожалуйста.

– Давай, милая, я скоро. – Андрей говорил это уже на пороге, обутый, держа свёрток в руках. – Лопату мне подай, пожалуйста.

В лифте он увидел следы когтей своей собаки, которую держал теперь не на поводке, а в руках. Граф всегда от нетерпения вставал на задние лапы и скрёб дверь лифта, причём всегда начинал делать это, когда проезжали второй этаж. Чувствовал и знал. Андрей подумал, что ещё многое и многое будет ему напоминать о его собаке. И ещё он успел подумать, что уже точно нужно немедленно сделать дома ремонт, который давно назрел. Поклеить новые обои и поменять кое-какую мебель. Диван-то уж обязательно. Неприлично жить с таким диваном. А Граф в их отсутствие на него забирался и даже не раз прятал, как ему казалось, в нём свою кость. Андрей вышел во двор и растерялся. Двор девятиэтажного дома, в котором они жили уже больше десяти лет, был полностью, что называется, благоустроен. Стоянка с машинами, в том числе и с Андреевой машиной, детская площадка, две убогие клумбы с уже поникшими цветами, на это нечего было даже смотреть.