Планка (сборник)

– Не вздумай этого делать! Сейчас пока сидим? Всё тихо? Ну вот и давай сидеть. А дальше будет видно. К тому же, может, он сам милиционер. Ты лучше пока возьми ещё вискаря. Сходи не в службу, а в дружбу. Давай, Коля! Два по сто. И шоколадку какую-нибудь возьми.

Николай Николаевич пошёл к буфету. А Игорь Семёнович остался сидеть за столиком, за которым они просидели уже почти два часа, и столик был заставлен пустыми пластиковыми стаканчиками. За это время они уже выпили грамм по триста виски. Точнее, Игорь Семёнович выпил грамм триста пятьдесят, а Николай Николаевич на сто грамм меньше. Но это была не первая, и далеко не первая, выпивка за этот вечер.

Игорь Семёнович посмотрел на свои руки, которые лежали на столе. Большие, пухлые и сухие руки. Толстые, упругие пальцы, ногти очень коротко пострижены. Он сжал левую руку в кулак. Кулак получился серьёзный. На запястье виднелся шрам с остатками давно и неудачно сведённой татуировки. Когда-то на этом месте было слово «Игорь». А потом, тоже давно, Игорь Семёнович попытался выжечь эту наколку марганцовкой. Получился шрам, от которого кулак смотрелся ещё более грозно.

Он разжал левый кулак и сжал правый. На круглых костяшках этого кулака побелели мелкие рубцы, следы давних драк. Когда-то он попадал этим кулаком по зубам, и даже выбивал зубы, разбивая кулак в кровь. Тогда боли он не чувствовал. Боль приходила только после драки. Но не дрался Игорь Семёнович уже давно. И сам давно не получал ударов кулаком по лицу. А когда-то, тридцать лет назад, дрался он частенько. Без драки было тогда нельзя.

– Семёныч, Семёныч, кулак-то разожми, – сказал Николай Николаевич, вернувшись к столику с двумя пластиковыми стаканчиками и шоколадкой в руках.

– Чего? – очнувшись, спросил Игорь Семёнович.

– Кувалду свою разожми, говорю, – садясь, сказал Николай Николаевич. – Давай скорее выпьем и пойдём на посадку. Ты что, ничего не слышал? Наш рейс наконец-то объявили. Вот и слава богу! Само собой всё разрешилось. Пойдём, Семёныч, полетаем. А твой боец пусть здесь посидит. Ему в Норильск, а их до пяти утра задерживают метеоусловиями. За это время он себе приключения найдёт. Северянин, тоже мне! Он так просто отсюда нынче не улетит. Он там уже к кому-то другому цепляется. Так что своё он получит. И как его ещё не забрали?! Может быть, действительно милиционер. Вообще, похож…

– Давай выпьем, Коля, – беря свой стаканчик, хрипло сказал Игорь Семёнович. – Давай.

– За что выпьем?

– Не знаю. За нас. За то, чтобы нормально долететь. За удачу. За здоровье давай выпьем. Хочешь, выпьем за тебя?

– Да чего за меня пить? – пожал плечами Николай Николаевич. – Давай за то, чтобы нормально долететь.

– Давай!

Они залпом выпили. Игорь Семёнович даже не почувствовал вкуса выпивки, а Николай Николаевич весь сморщился, его передёрнуло, и он судорожно стал разворачивать шоколадку.

Игорь Семёнович пил уже третий день, и знал, что это не конец, потому что напряжение не отпускало и сознание не отключалось несмотря на количество выпитого. Он также понимал, что в Москве от напряжения не уйти. И хоть ноги и губы слушались не очень, но глаза видели всё, как есть. И мозг понимал всё, как есть. И сердце… Он надеялся, что улетит из Москвы и дома ему удастся выдохнуть то, что было в груди, и залить сердце, мозг и глаза. Залить и погасить всё сразу. Он ждал и надеялся, что алкоголь растворит тот кристалл, который своими острыми гранями резал грудь, голову и глаза вот уже три последних дня. Кристалл растворится, и придёт успокоение или хотя бы пьяное забвение. Да хоть самое страшное похмелье, лишь бы не то, что есть!

А тут какой-то мальчишка, какой-то полу спортсмен, полубандит, полумилиционер, со слюнявой улыбкой и в спортивном костюме, прицепился к нему, обозвал разными давно известными Игорю Семёновичу словами, да ещё пообещал разбить ему… лицо.

Игоря Семёновича давно уже такими словами не называли, и бить ему лицо тоже давно никто не пытался. Но Игорь Семёнович не испугался и даже не разозлился. Ему и без того было так, что больнее, казалось, никто ему сделать не может. И к возможности драки он отнёсся очень серьёзно, и обдумывал эту возможность тоже серьёзно и обстоятельно. Он только жалел, что злости в нём нет. А накручивать на себя злость, как могут очень многие в пьяном виде, он не умел. Поэтому, сжимая кулаки, он просто думал о том, как можно их применить, а главное, будет ли от этого легче.

Он же помнил, и помнил отчётливо, как во время настоящей драки всякая боль исчезает, она перестает ощущаться. Но это происходит только тогда, когда драка настоящая. Потому что когда бьют, тогда больно. То есть, ни когда дерёшься, а когда бьют. Игорь Семёнович знал и то, и другое.

– Ну что, Семёныч, пошли. Посидели на дорожку и давай…

– Сиди, Коля. Ещё минут пятнадцать смело можно посидеть. Без нас не улетят.

– А чего сидеть-то? Я больше пить не буду и тебе не дам.

– А там чего толкаться? Дай спокойно людям пройти на посадку. Пойдём последними. Чё ты суетишься?!