Плата за капельку счастья

– Я вообще-то для того и звоню, – заверила его Берта. – Подумала ночью, что у вас могут кончиться деньги на телефоне, негде будет его зарядить, а Юра будет ждать звонка. Вы можете и своим соратникам по свободе дать мой телефон. Если вам что-то понадобится.

– Спасибо, дочка, – обрадовался он.

К дому Берта шла так же задумчиво, как вчера, но уже уверенней, как будто приблизилась к решению какой-то проблемы. Только у подъезда вдруг остро подумала: разве это не странно – такое ДТП у Анатолия? Утром, по привычному маршруту, на котором вроде нет возможности во что-то «влупиться». Он такой четкий человек, машина всегда в отличном состоянии. Но он так сказал, значит… Значит, это или так, как он сказал, или он не хочет ее тревожить. Такое «или». Допрашивать она его не будет. Но это происшествие совпало с ее выступлением по поводу «Приюта Инессы» и Рекса. Передачу еще никто не видел, конечно, но знать о ней могли. Она сказала, что является истцом по делу против Кидринских. Виолетта объяснила, что теперь даже не так важно, как долго суд не будет принимать это дело. Даже возвраты исков – это информационные поводы вновь поднимать тему. Привлекать внимание тех, кто еще не в курсе. «Это борьба сама по себе», – сказала Виолетта. А она знает, как борются.

Они с собаками вернулись. Анатолий снимал повязку в ванной. Похоже, он уже собрался на работу. Это сумасшедший человек. Берта так ужасно не хотела его сегодня отпускать, что готова броситься в ноги, если он подойдет к порогу.

Бросаться в ноги не пришлось. Хватило ее поцелуев и тихих уговоров. Его разбинтованное ребро, его кожа, он весь – у этого был запах и вкус. Вкус восторга, несмотря ни на что. У Анатолия были важные дела. Уже стало ясно, что ребро не сломано, дышать может, смог бы и доехать до своих дел. Но он остался дома. Лечиться. Она так обрадовалась, что уговорила его. Он так обрадовался, что она так подумала. Еще один день он точно будет знать, что держит ее в руках. Что с ней ничего не случится. Да и вообще… Это вообще и стало их днем.

К вечеру Анатолий, чтобы оправдать как-то свое непривычное безделье в будний день, взялся готовить всем ужин. Берта повела собак на прогулку.

Ей позвонила Виолетта:

– Завтра смотри себя в прайм-тайме. Удивишься. Роскошная ты получилась женщина. То есть ты такая и есть, и камера влюбилась, это или происходит, или нет. Так что дебют у тебя. Но будь осторожна на всякий случай. Если эти уроды будут доставать, сразу звони мне и в полицию.

«Ох, – подумала Берта. – Зря я белую кофточку на запись надела. Полнит, наверное. Смотреть не буду. Боюсь».

Как-то быстро, в тумане волнения, влетела на собачью лужайку. Было еще довольно светло. Под дубом, на месте перманентного пикника, сидели на ящиках какие-то мужчины, струился дымок и запах шашлыка. Берта позвала собак и пошла в другую сторону, в кусты. Услышав за собой шаги, она оглянулась, готовая улыбнуться и поздороваться со знакомыми. Здесь все ей знакомы. Люди без собак здесь только могут пить и закусывать на ящиках. Если идут, значит, собачники.

Берта сразу увидела, что у этих людей нет лиц. Ни повязок, ни очков, просто лиц не рассмотреть: белые пятна какие-то. Она не могла их посчитать. Потому что уже поняла, что произойдет. И шевельнуться не успеет, и телефон не достанет, и бежать некуда.

Мгновенно трава оказалась у глаз. Заскулила Туся. А Берте уже закрыли рот кляпом, завязали глаза платком. Ей держали руки и ноги. Она сначала чувствовала, как расстегивают и стаскивают джинсы. Потом ничего не чувствовала из-за сплошной боли, которая, казалось, стала воздухом и землей. Она просто понимала, что ее разрывает на части какой-то предмет, с острыми сучками… На этой лужайке много палок для собак. Ее не убивают, ее лишают возможности быть женой Анатолия, лишают счастья, любви. Лишают возможности родить Анатолию ребенка. Берта даже не сопротивлялась, она застыла и ждала только одного: пусть улетит сознание. Но сознание цеплялось за ветки и траву, его мучило присутствие рядом собак, которых Берта не сможет защитить. А мучители не торопились. Вдруг с Берты сняли повязку, вытащили кляп изо рта. Раздался голос:

– А теперь улыбайтесь, вас снимают.

Да, кто-то так сказал. И тут же перед глазами Берты мелькнуло золотое тело Джессики: она бросилась ее спасать! Дальше раздался пронзительный визг собаки, и в руки Берты вернулась жизнь. Не просто жизнь. Она сумела вывернуться, пока они ковырялись со съемкой, она впилась в чье-то белое пятно, заменяющее ему лицо. Она умело, как воспитательница детского сада, нашла глаза. Она хорошо умеет промывать детям глазки. А теперь воткнула пальцы в эти жестокие, полные слизи и мерзости глаза врага. И раздался уже немыслимый рев мужчины: «Тварь! Убейте ее!» На этот вопль и прибежали люди.

Берта видела, как от костра с шашлыком бегут соседи с палками и бутылками, одна бутылка разбила вторую голову с белым лицом. Упал сосед от удара ножом. А враги убежали, утащив за собой того, первого, с ранами вместо глаз…