Она и не подумала спросить Уолтера, что он хочет на ужин. Можно пойти в кафе неподалеку, однако в глубине души она лелеяла надежду остаться дома. Накануне вечером в его холостяцкой кладовой не нашлось ничего, кроме банки печеных бобов и полбуханки ужасного черного хлеба, к которому все привыкли. Мириам повернулась к Уолтеру, многозначительно приподняв бровь, а он молча надел пальто и повел ее ужинать в «Голубого льва» за углом.
В последние недели его квартира почему-то полюбилась Мириам. Ей нравились высокие потолки и вытянутые окна, из которых не видно ничего, что могло бы стать темой для беседы. Ей нравились стены, скрытые переполненными книжными полками, и десятки картин, гравюр, фотографий, которые Уолтер собрал за долгие годы. А больше всего эта квартира нравилась Мириам тем, что она недалеко от ее собственного нового дома.
Когда Энн решила эмигрировать, Мириам не могла оставаться в их доме. Рано или поздно городской совет узнал бы, что в доме, рассчитанном на семью из пяти человек, живет одинокая иностранка, и ее бы тут же выселили. Она заверила Энн, что быстро найдет себе жилье, однако сама очень волновалась. Никому из знакомых женщин не требовалась соседка по квартире, а возвращаться в пансион Мириам совсем не хотелось. Даже спустя год не исчезли ее воспоминания об удручающих неделях жизни в Илинге.
Уолтер тоже не находил себе места, и Мириам даже начала опасаться, как бы он не предложил ей переехать к нему или, чего доброго, пожениться. Вместо этого он навестил ее в Баркинге и, сидя за чашкой чая в кухне, заставленной коробками, сделал признание.
– На днях я говорил с Руби. Они с Беннеттом хотят остаться в Эденбридже, пока ребенок подрастает, и Руби беспокоится об их лондонской квартире. Мол, в кладовой поселятся мыши, в шкафах – чешуйницы, а грабители будут наведываться туда каждую неделю. Я спросил, не хотят ли они с Беннеттом пустить жильца, который станет присматривать за квартирой. Она призналась, что такая мысль приходила ей в голову, но искать жильца слишком хлопотно. Тогда я предложил ей сдать квартиру тебе, напомнив об отъезде Энн и прочем.
– Ох, Уолтер…
– Подожди. Руби пришла в восторг. Ты бы ее слышала! И Беннетт полностью согласен.
– Ты уверен, что это не простая вежливость?
– Совершенно уверен. Ты их выручишь, и едва ли они потребуют у тебя арендную плату. Если чувствуешь необходимость, попробуй договориться о какой-то символической сумме.
– Почему они так добры ко мне?
Вопрос сбил Уолтера с толку.
– А почему бы и нет? Друзья обычно так и поступают. Если ты откажешься от их предложения и переедешь в какой-нибудь грязный пансионат, гарантирую, уже через неделю Руби будет стоять у твоей двери с ребенком на руках и умолять переселиться в их квартиру. Ты можешь пожить и у крестной матери Беннетта, как Руби когда-то, но это на другом конце Лондона. Не хочу, чтобы ты жила так далеко.
– Далеко от?..
– От меня. Квартира Руби и Беннетта на соседней улице. Просто имей в виду.
– А если они решат вернуться? Не буду же я жить с ними.
– Об этом мы подумаем позже. А до того дня у тебя будет крыша над головой и добрые друзья.
Прошло чуть больше двух месяцев, и теперь Мириам с радостью встречала наступление вечера. Если Уолтер не был занят на работе, Мириам шла к нему, и они вместе ужинали. Если он работал, или Мириам уставала, или когда ей хотелось заняться вышивкой и побыть одной, она проводила вечер в квартире Руби и Беннетта. Уолтер еще ни разу не просил ее остаться у него на ночь.
Она тихонько постучала – в конце концов, она здесь не живет и врываться без стука невежливо. Дверь была открыта, как всегда, и, едва переступив порог, Мириам почувствовала изумительные ароматы, доносившиеся из кухни. Даже не потрудившись вытереть ноги, она поспешила по коридору.
Уолтер стоял к ней спиной, внимательно разглядывая содержимое сковороды. Чеснок и лук-шалот, догадалась Мириам по запаху. Уолтер обжаривал их в сковороде, а на тарелке у плиты уже лежали аппетитные кусочки курицы.
Он взглянул на записку, прикрепленную к дверце шкафа рядом с плитой, затем открыл бутылку вермута и плеснул немного в сковороду, отпрыгнув от разлетающихся капель. Мириам стояла и наблюдала за ним, а ее сердце наполнялось нежностью.
– Уолтер, – позвала она.
Он обернулся на мгновение и с улыбкой сказал:
– Привет!
– Можешь выключить плиту? Ненадолго.
Он послушался. Мириам вынула ложку из его руки, положила на стол и крепко обняла Уолтера.
– Где ты взял рецепт?
– Я часто видел, как ты готовишь. – Его руки обхватили Мириам, отвечая на объятие. – Даже запомнил, что ты хотела добавить вермута.
– Вот зачем ты меня расспрашивал. А я думала, это просто журналистская привычка.
– Конечно, привычка, но еще я хотел научиться.
– Почему сегодня? Почему не в пятницу?
– Сегодня третье марта.
– И что? – недоумевала Мириам.
– Ты как-то сказала, что приехала в Англию третьего марта. Ровно год назад. Я решил отметить такое событие. – Немного замявшись, он добавил: – Что думаешь?
– Выглядит и пахнет замечательно. Откуда у тебя оливки и…