– Проблема в том, что Он не позволяет мне узнать, что я могу сделать, чтобы освободиться от грехов. Он не хочет сотрудничать, и Он не отступается. – Пеллонхорк указал на комнату, из которой мы вышли; дверь с шепотом закрылась. – Я принял все разумные меры. Ты это видел. Он не внял.
– Ты говорил про какие-то семена…
– Да, Алеф. Как понимаешь, я не могу рассказать тебе, что именно я задумал. Ты, в конце концов, Его агент.
– Я? – Что он сказал? Может быть, я неправильно его понял. – Но Он же и так все знает, разве нет?
– Меня Он совсем не знает, Алеф. – Голос Пеллонхорка посуровел. – Если бы Он меня знал, то не стал бы этого со мной делать, правда же?
Тридцать три. Таллен
– Поступил запрос на коммуникацию с вами, – сказал Лоуд. – Как вы знаете, все контакты с внешним миром контролируются. Платформы, конечно же, уязвимы к электронным атакам, однако ваше благополучие важно для нас.
– И у вас есть права, – добавила Беата. – Права человека. При соблюдении оговоренных условий контакты для вас разрешены. Контакт должен проводиться на базисе вашей анонимности. Хотя вы прошли тщательную проверку, но тем не менее можете быть контаминированы.
Когда Таллен переводил взгляд с Лоуда на Беату и обратно, у него кружилась голова. Лица челомехов не плыли, но выражения их не совпадали со словами.
– Поскольку у вас есть неотъемлемое право использования «ПослеЖизни», вам также разрешен свободный доступ к ее безопасным ПараСайтам. Ограниченный свободный доступ, разумеется.
Помимо прочего, Таллен заметил, что в разговоре оба меха делали паузы там, где это мог сделать человек, размышляя или обдумывая ответ, однако продолжительность их пауз была строго одинаковая.
– Ах да, – сказала Беата, словно удивившись. – У вас контакт на «ЗвездныхСердцах». Поздравляю.
Таллену пришлось задуматься. Это было так давно. Наконец он вспомнил.
– Я зарегистрировался как раз перед… перед тем, как на меня напали.
– Мы знаем, – сказал Лоуд. Он заговорил быстрее, голосом, лишенным интонаций: – Ваша регистрация на «ЗвездныхСердцах» предварительна и анонимна. Мы подвергнем цензуре любое раскрытие служебной информации или информации, которая может помочь вас идентифицировать. Вы не можете запрашивать или предоставлять любую информацию, способную прямо или косвенно повлиять на ваше положение, например, информацию политического или коммерческого характера. Мы подвергнем цензуре любые подозрительные вопросы собеседника. Мы будем отслеживать воздействие любого диалога на вашу психологическую стабильность. Если нас что-то обеспокоит, мы оборвем связь без предупреждения. От вас не требуется формального подтверждения ознакомления с этой информацией, поскольку она содержится в вашем договоре. Это всего лишь напоминание и любезность.
– Это все? – спросил Таллен. Он смотрел на челомехов, как всегда не способный угадать, кто из них ему ответит.
Это оказалась Беата.
– Осталось только сказать, что мы чрезвычайно рады за вас. Это возможность извлечь пользу из драгоценного человеческого общения в контролируемых условиях.
Таллен чувствовал слабость. Платформа нуждалась в постоянном наблюдении, и ее метаболические сигналы опустошали запас его сил. Сейчас у него болела левая рука и щекотало в животе. Он зашагал по направлению к неполадкам, сопровождаемый мехами.
– Условия могут казаться невыполнимыми, – сказал Лоуд, – однако предоставленная вами информация о себе сохранилась, и вы можете вести общение на ее основе, как будто ваша жизнь с того момента не изменилась.
Таллен спросил себя, сколько сейчас времени. Здесь не было дневного света. Он спросил себя, не нужен ли ему отдых. Все казалось неправильным. Он ощущал все тело, но ни одно из этих ощущений не относилось к
– Но это же будет ложь, – сказал он Лоуду.
Беата ответила:
– В человеческом общении не бывает истины.
– Я думала, ты поможешь мне связаться с Талленом, – сказала Рейзер. – В чем дело, Синт?
Я АНАЛИЗИРУЮ ВАРИАНТЫ. ВОЗМОЖНО, ДЕЛО В ВАШЕМ ПРОФИЛЕ.
– Или в его.
Она вернулась к профилю Таллена, пытаясь связать его с мужчиной, которого видела на больничной койке, мужчиной, с которым поболтала несколько минут в баре незадолго до того, как на него напали, и который, как рассказывал ей Бейл, хотел умереть.
Никто и никогда не ответил бы ему. Синт переслала ей еще и черновики Таллена, и советы новому подписчику. Ему даже рекомендовали изменить текст, а он этого не сделал. Таллен был безнадежен. Он использовал нерекомендуемые слова, и шансов на ответ у него не было. И все равно, что-то в том, как он рассказывал о себе, привлекало Рейзер. Это ясно выраженная меланхолия.
Да, она хотела его узнать, и не только ради рассказа.
Дельта стояла в дверях кабинета Навида. Начальника окружали монитория и папки с бумажными досье, в комнате воняло его лосьоном после бритья. Фоном слышался шепот коммов, усиливавших отдельные слова. «Инцидент». «Подозреваемый». «Задержать». «Подкрепление». «Срочно».
– В чем дело, офицер Керлью? – спросил Навид, не поднимая взгляда.
Она закрыла за собой дверь.
– В Бейле.
Теперь он посмотрел на нее.