Плавни

— Ладно, смотрите на карту. Сегодня в десять вечера из станицы выступает первая сотня и мой конвойный взвод, под общей командой Хмеля и комиссара. Вторая сотня, как неполная, останется в станице и перед вашим уходом высылает патрули. Цель патрулей: не только человека, собаку из станицы не выпустить, иначе всей операции грош цена. В помощь конным патрулям рота выставляет на окраины усиленные посты. Всем этим руководит Бабич. Сбор роты назначить сегодня в восемь вечера. Налет на хутор должен быть внезапным, стремительным и смелым. Остальное ясно. Дорога Семену тоже знакома. Павло, пойди узнай, что там за шум.

Бабич бросил окурок в угол и вышел из кабинета.

— Еще раз напоминаю: никаких расстрелов на месте не делать. За целость хутора и вообще за всю операцию отвечает комиссар.

Дверь отворилась, и на пороге появился Бабич.

— Егор Шеремет бежал!

В руке Андрея хрустнул сломанный надвое карандаш.

— Оцепить станицу!

— Не поможет. На моей лошади ушел, теперь не догонишь!

Бабич вошел в комнату и, угрюмо отворачиваясь от товарищей, подошел к окну. Андрей взглянул на Семена Хмеля. Тот понял его без слов.

Через несколько минут дежурная пулеметная тачанка и конвойный взвод мчались по станичной улице в степь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Андрей приехал домой, когда уже начало смеркаться.

Хмеля еще не было. Наталка возилась возле дворовой плиты, подогревая борщ. Увидев Андрея, она побежала к нему навстречу.

— Дядя Андрей, а где же Сеня? Я уже третий раз обед подогреваю… — Наталка так забавно скривила лицо, что Андрей невольно улыбнулся. «Какой она в сущности ребенок!» — подумал он, и у него не хватило духу сказать ей сейчас про побег Тимки. «Успеет еще наплакаться», — решил Андрей и ответил:

— Семен скоро приедет.

…Стало уже совсем темно, а Хмеля все еще не было. Появились комары, и обеденный стол пришлось втащить в комнату.

Андрей посмотрел на часы, было половина девятого.

— Ну, давай обедать, Цыганенок, видно, уж не придет Семен.

— А разве он куда уехал? — с тревогой спросила Наталка.

По улице промчался конный патруль. Андрей с минуту прислушивался к удаляющемуся перестуку подков, потом посмотрел на Наталку.

— Семен на ночь выедет из станицы. Он вернется завтра вечером, Цыганенок.

— Опять!

— Что опять?

— Цыганенком дразните.

— Знаешь, Наталка, ей–богу, ты на цыганку похожа.

— Ничуть не похожа. Вы большой, и вам стыдно обижать маленькую.

— Да ты лишь чуть ниже меня, — притворно возмутился Андрей.

— Вот и неправда!

— Ей–богу, всего на вершок ниже.

— Неправда!

— Становись рядом. — Андрей подошел к висевшему на стене зеркалу. Наталка пододвинула лампу на край стола и стала сбоку.

Оба черноволосые, высокие, они удивительно подходили друг к другу, и Наталка, забыв про спор, восхищенно смотрела в зеркало. Андрей первый нарушил молчание.

— Вот видишь, а говоришь — маленькая. Наталка, как бы очнувшись, грустно проговорила:

— А вот Тимка, он ниже меня… Андрей отошел от зеркала и сел к столу.

— Ну, садись.

Он ел молча, изредка поглядывая на Наталку.

— Что–то вы сегодня плохо кушаете. Может, борщ поганый?

— Нет, борщ хороший.

Андрей отодвинул от себя миску и неожиданно спросил:

— А как насчет комсомола, решила?

Наталка вместо ответа встала, пошла быстро в свою комнату и через минуту подала Андрею листок бумаги.

— Нате, прочтите.

Заявление было написано детским неровным почерком.

В комсомольскую ячейку станицы Староминской от казачки Натальи Хмель ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу принять меня в ряды комсомола. Мой отец, красный партизан, убит в сражении за свою страну с белогвардейцами. Мать — замучена и убита генералом Покровским. Брат — коммунист и командир.

Я хочу быть достойной своего отца, брата и матери. Хочу быть комсомолкой и во всем помогать партии и Советской власти.

11 мая 1920 г. Н. ХМЕЛЬ.

— Сама писала?

— Я писала, а учительница диктовала. Она тоже хочет поступить в комсомол. — Она? А полковник?

— Скорее забудет.

— Вряд ли.

— Вы же, дядя Андрей, сами говорили, что она

славная.

— Говорил.

— И что она красивая.

— Это к комсомолу не относится.

— И что вы ее любите.

— А уж это ты выдумала.

— И ничуть не выдумала, вы к ней ходите.

— Хожу за книгами… Скажи, Наталка, ты очень любишь Тимку?

Наталка покраснела и растерянно взглянула на Андрея.

— Нужен он мне!

— А все же? Впрочем, можешь не отвечать. По глазам вижу, что любишь. Вот ты вступаешь в комсомол, а что, если он стеной встанет между тобой и Тимкой? Если велит тебе вытравить любовь к Тимке из своего сердца?

— Сердцу нельзя велеть…

— Можно!

— Вы же сами, дядя Андрей, вчера мне сказали, что

Тимка с нами.

— Был.

— Сбежал?

— Да.

Слезы крупными каплями текли по щекам Наталки. Она хотела встать, но не было сил. Склонив голову на руки, она зарыдала. Андрей понял, что это слезы не только отчаяния, но и обиды и гнева. Он подыскивал слова утешения и не находил. Решил дать ей выплакать свое горе.