Плавни

Прошел час, может быть, больше. Ему казалось, что уже скоро кончится ночь, но когда взглянул на часы, было только десять. Наталка перестала плакать и подняла голову. Андрей подошел к ней, сел рядом и откинул ладонью прядь волос с ее лба. Она уткнула лицо в его плечо и снова заплакала.

— Важко… Андрей! — Она впервые назвала его так, и это взволновало Семенного. — Ох, важко!..

— Знаю, Наталка.

Постепенно Наталка затихла, и лишь плечи ее изредка вздрагивали. Андрей нежно провел рукой по ее волосам.

— Ну, довольно, Наталка. Довольно, Цыганенок. Она подняла на него глаза, полные слез.

— Чувствовало мое сердце в последние дни, что этим кончится. А сделать ничего не могла. Теперь как людям в глаза смотреть? Невеста… бандитская!..

— Не горюй, Наталка. Теперь слезами не поможешь. Иди спать. Завтра еще поговорим.

Он довел Наталку до дверей ее комнаты.

— Не засну я…

— Надо заснуть.

— А вы уйдете?

— Никуда я не пойду. Иди, ложись.

Он прикрыл за ней дверь, прошел в зал и лег на кровать.

Первый десяток верст беглецы мчались по широкой проселочной дороге.

Затем дорога разделилась на две. Тимка поглядел на брата. Они свернули в сторону и, переводя лошадей на спокойную рысь, поехали по целине.

— Теперь, ежели и погоня, не поймают, — уверенно проговорил Тимка, смахивая на землю белую пену, выступившую на шее Котенка.

На самом деле он вовсе не был так уверен в успехе, как хотел показать. Ему хотелось услышать от брата подтверждение своих слов. Но Георгий молчал, озираясь по сторонам, словно он впервые видел степь, терновые кусты по краям далекой балки и коршунов в голубом небе.

Тимка, подождав немного, потянул в себя воздух.

— Хорошо после дождя! Цветет степь, так гарно пахнет…

Георгий неожиданно засмеялся.

— Ты чего? — подозрительно покосился Тимка на

брата.

— Мне завтра двадцать семь лет исполнится, жил и не замечал степи, ее красоты, привычно все было… А вот вырвался от смерти и словно впервые увидел. На риск шел, смерть за плечами нес. И только там, в камере, понял, как… умирать не хочется… Спасибо тебе, спас…

— А если генерал опять пошлет?

— Ну, нет! Пусть другого ищет. Ты прав был, Тимка, не надо было мне на это дело идти.

— Зачем же шел?

— Опасался: если откажусь, подумают, что струсил… Ну, а потом, ведь это требовалось для нашего дела, для родины.

— Для родины?

— Ну да.

— А как же председатель говорит, что красные сейчас с ляхами за родину бьются? Это что же — брехня?.. Или, может, у них другая родина?

— Родина, Тимка, у нас с ними одна, да только по–разному мы ее понимаем.

— Это как же по–разному? Помнишь, ты мне когда–то говорил, что большевики — это бандиты, что они никакой родины не признают и хотят ее немцам продать, помнишь? А как немцы в восемнадцатом году на Дон и Кубань пришли, красные с ними дрались, а вы немцам помогали… Ну, хотя бы на той же Тамани. — В голосе Тимки послышалась обида.

— И теперь, когда ляхи нашу землю хотят захватить, красные с ними бьются, а наши ляхам помогать хотят.

— А что ж, по–твоему, нам с большевиками помириться и вместе поляков бить?

Тимка побоялся сказать брату, что он как раз так и думал. Он промолчал и только грустно вздохнул. Лошади незаметно перешли на шаг. Георгий время от времени с тревогой поглядывал назад.

— Тимка, ты ничего не слышишь? — спросил он обеспокоенно.

Тимка прислушался. Его глаза испуганно расширились.

— Погоня!

Он свистнул и толкнул Котенка каблуками. Тот рванулся вперед.

Полковник Сухенко уже вторую неделю томился на хуторе. Он целыми днями просиживал с генералом Алгиным за военными картами и сводками, после обеда играл с ним в шахматы или читал ему старинные романы, добытые у Деркачихи. Вечерами генерал работал один, лишь изредка требуя к себе то Сухенко, то полковника Дрофу, часто наезжавшего в хутор.

Получаемые из штаба Врангеля письма и приказы позволяли предполагать, что день общего наступления всех сил барона близок. Следовательно, приближался и день высадки десанта на Таманском полуострове.

В Крыму лихорадочно формировались дивизии и корпуса. Создавались ударные группы под командой генералов Кутепова, Писарева, Слащова, Улагая. Ожидались новые пароходы из–за границы со снаряжением, оружием, танками, бронемашинами и тяжелыми орудиями.

Под руководством английских и французских инженеров спешно укреплялся Перекопский перешеек. Рылись двойные линии окопов, рвы, насыпались валы, создавались сильнейшие проволочные заграждения и пулеметные гнезда, устанавливались дальнобойные орудия, маскировались батареи.

Армия Врангеля, или, как она именовалась в приказах, «Русская армия», стягивалась к перешейку, чтобы занять исходное положение для наступления на Северную Таврию — одну из основных житниц страны. Корпуса генерала Слащова готовились высадиться восточнее Геническа. Подготовлялся и десант генерала Улагая на Таманский полуостров.