Плейлист волонтера

Мы пили на Таганке, в районе, с которым у меня связано чуть меньше, чем всё. В суши-баре (а только там и можно было выпить после 11 вечера) я увидел свою бывшую жену. Она сидела с каким-то хмурым типом лет 35: обычная «модельная» стрижка, пиджак, рубашка. Бывшая выглядела так, как она обычно выглядит на штурме мужиков: волосы в лаке, губы накрашены помадой, которую она считает яркой, глаза сильно подведены и – самое главное – плотный слой штукатурки тональника на лице, слой, который резко обрывается по границе подбородка так, что эту яркую границу всегда видно как местечко, где насыщенный, под смуглую кожу, крем прерывается и начинается синюшная «зимняя» кожа шеи. Я подошел к столику и спокойно поздоровался – ну, нельзя же не замечать, что она здесь. Сразу после я ушел за свой столик.

– Это кто? – поинтересовался Хрупкий.

– Бывшая.

– А-а-а-а! – с каким-то непонятным мне пока интересом протянул Хрупкий и пошел к ее столику.

– А че ему надо, Штапич? – спросила Леся с удивлением.

– Лесь, я откуда знаю?

Хрупкий в это время бормотал что-то о том, каких прекрасных детей рожает моя бывшая жена, как будто рекламируя ее дар перед хахалем. Кажется, Хрупкий даже сказал ей «спасибо» за моих детей (которых никогда не видел).

– Тебе делать нехуй? – поинтересовался я по его возвращении.

– Да ладно, хоть познакомились.

– И как ее зовут?

– Блять, забыл.

Когда мы выпили как следует, решили поехать ко мне. При входе в метро Хрупкий шепнул мне на ухо, кивая на Лесю:

– Может, трахнем ее вместе?

– Нет, Хрупкий, я нихуя твои яйца видеть не хочу.

– А мы в темноте.

– Да ну тебя нахуй…

Хрупкий был очень пьян и готов к любым приключениям. В вагоне метро он сел на боковое сиденье рядом с каким-то старомодным двухметровым металлистом, с ног до головы одетым в кожу с заклепками. Металлюга дремал, развесив патлы и широко расставив ноги. Хрупкий тут же, веселясь, толкнул его ногу своей. Тот проснулся, не оценил действие Хрупкого и толкнул обратно. Хрупкий встал. Встал и металлист. Хрупкий дал ему по ебалу, тот махнул своей клешней, и понеслась. Бошки бились о поручни, двери и окна минуты полторы, пока двухметровый хер не угомонил Хрупкого броском на сиденье.

Всё это время я просто наблюдал за ними, и мне очень не хотелось вмешиваться, хотя Леся нудела в ухо: «Помоги, че стоишь…» Я вообще, когда не в говно, не драчлив. Но когда Хрупкий очутился на сиденьях, а двухметровый готовился въебать ему двумя ногами, держась за поручень, я был вынужден пихнуть двухметрового в бок. Он даже шага в сторону не ступил, но тут же махнул уже в мою сторону. Я уклонился, дал ему по яйцам, схватил в удушающий за шею и упал на колени, утягивая его голову за собой. Прошло (первый раз в жизни)! Двухметровый упал на колени, пытаясь достать меня руками, пока хватало воздуха. «Угомонись, сука! Угомонишься блять?» – кричал я, и отпустил его, лишь когда он потерял волю к победе. Однако как только он встал, то сразу принялся махать ногами – хотел драться на дистанции, догада.

Тут откуда-то из конца вагона подскочили трое: «Какого хуя вы вдвоем одного метелите?» Я принялся спокойно объяснять, что я просто угомонил одного оппонента, пока второй не встревал.

Но Хрупкий не был бы собой, если бы не успел в это время апперкотом окончательно успокоить двухметрового и, развернувшись, дать по ебалу одному из его заступников.

Ситуация накалилась. Трое в двух. В итоге Хрупкого пиздили двое, зажав в угол, а третий, крепче и больше меня, ловко натянул мне на голову капюшон. Единственное, чем я мог ответить, – пытаться сунуть ему в табло, и я попал в рот. Почувствовав влажную поверхность щеки, я принялся шерудить у него во рту, схватил за губу, потом как-то за ноздрю, попал в глаз, снова угодил в рот, и тут этот сукин сын меня укусил – крепко и с хрустом. Видимо, он сам охуел от своего поступка, и я выскользнул. Из пальцев лилась кровь.

Поезд остановился, и все выскочили на платформу. Леся вышла из оцепенения и бегала вокруг, матерясь на наших оппонентов. Двухметровый уже оклемался и тоже успел выйти из вагона, так что двое против четверых мы оказались посреди «Текстильщиков».

На наше счастье, там стояли несколько ментов. Редкий момент, когда они нужны. Сержанты, увидев кровь у меня на одежде и на лице, взяли меня в кольцо и начали разбирать ситуацию при помощи опроса. Оказалось, что два друга дрались с белорусом и тремя чуваками из Люберец, которые не знакомы друг с другом. Менты не могли понять, как так случилось, что четверо метелят двоих – и двое при этом еще и виноваты. Менты приняли соломоново решение – отпустить всех, посадив в разные поезда. Решение было подсказано мной, потому что страх быть побитым всерьез пробудил мои мыслительные способности.

Дома я завалился спать, а Хрупкий развлекал Лесю. Когда развлек, пришел ко мне и разбудил.

– Штапич? Ну, Штапич… Пойдем поговорим.

Говорил он долго. О несчастной любви. О прекрасной измене. Мы выпили еще.

– А ты как свою жену-то… че, не ревнуешь?

– Нет.

– А хули она с ментом?

– С чего ты взял?

– Блять, да он точно мент…