Ляля уходит в машину, а я звоню в «Скорую», продолжая погоню за летучей лысой бабой. Объясняю диспетчеру: надо подать машину и подождать, пока я приведу бабу на место. «Скорая» вроде согласна.
Баба тем временем улепетывает и всё так же не слушает меня, как бы я с ней ни говорил. Трогать ее я не рискую – во-первых, кто его знает, чего можно от нее ожидать, чего там скажут ей голоса в голове; во-вторых, лишнее движение – подсудное дело. Поэтому я просто иду за летящей и увещеваю ее, как могу. И милая, и хорошая, и что случилось, давай обсудим, и всё такое. Опыта бесед с психами в терминальной стадии у меня нет, поэтому подбираю слова, как могу.
Мы оказываемся в парке на другой стороне железной дороги, через которую, собственно, и перекинут мост. Звонит «Скорая», уже сама бригада, и сообщает, что они на адресе. Я диктую новый адрес, ближайший к парку, какой нахожу, и продолжаю уговаривать летучую девочку. Она не уговаривается и устремляется в парк.
Снова звонит «Скорая», я снова прошу поменять адрес, врач уже зла на меня, но ее удается уговорить.
Сколько баб приходится уговаривать, а!
Мы оказываемся уже у четвертого, наверное, адреса – у бассейна внутри парка. Меня уже всё бесит: мокрые кроссовки, летучая баба, злоебучая «Скорая», трезвонящая Ляля… Последняя, однако, дает дельный совет:
– Штапич, она псих, ее без ментов в дурдом не заберут.
– Что-о-о?
– Чтобы сдать в психиатричку, ментов нужно вызывать.
Думаю: вот, теперь еще и ментов гонять туда-сюда, это вообще пиздец. Я хватаю бабу за руку и говорю:
– Слушай. Мне плевать, кто ты и че ты творишь. Но я – спасатель. Мне надо проверить, всё ли у тебя нормально со здоровьем, потому что ты на таком холоде.
Сумасшедшая неожиданно покорно кивает и идет за мной к «Скорой». Как только она заходит внутрь, я пальцем выманиваю врача, симпатичную девушку, на улицу:
– Потяни время, померь температуру ей, что еще – кровь возьми, давление померяй, послушай… Щас менты приедут, мы ее в дурку сдадим.
Врач спокойно принимается тянуть время. Летучую в «Скорой» бьет колотун – она промерзла уже до печенок, видимо. Я снаружи, смотрю в окошко, слышу, как врач говорит: «Ничего, сейчас еще кровь возьмем… чтобы проверить вас, мало ли. Как вы замерзли, а».
Приезжают менты, я быстро ввожу их в курс дела. Поскольку это ППС и ситуация для них новая, они тупо слушают и делают, что велено: сопроводить «Скорую» до отделения, там сдать в психиатрию.
Мы дружной кавалькадой направляемся в отдел. Наша летучая дурочка почему-то не сопротивляется. Когда сдаем ее – психиатр, слушая мой рассказ, одобрительно кивает.
– А че с ней?
– Да кто ее знает, посмотрим. Но набор интересный.
Ляля жалеет дурочку и просит какие-то контакты, но дурочка не в силах дать хоть один номер телефона, а паспорт у нее – украинский. Ляля записывает данные – и мы наконец уходим.
На обратном пути Ляле позвонил Жора и рассказал, как нашли деда. Его увидел Зид, проезжавший просеку на своем джипе. Дед был уже без куртки, едва шел, но шел! С того момента, как заблудился, он ни разу не остановился, и это спасло ему жизнь. Конечно, нам его было легко пропустить, потому что он всю ночь передвигался. Уже затемно дед вышел в какой-то поселок, постучался в пару домов, где горел свет, но ему нигде не открыли. Тогда дед, вместо того чтобы выйти на дорогу, вернулся на лыжню, в лес и продолжил свой марафон – до встречи с Зидом.
Вечером у меня – свидание с Куклой. Именно свидание!
Я не пью, глажу рубашку и бреюсь, – и всё это в один день!
Я чувствую ее пальчики в своей руке.
Перед выходом листаю твиттер и нахожу твит Куклы: «Кто с нами в кино?» Под твитом пять ответов. Пиздец. Это не свидание. Это массовый культпоход.
Снимаю рубашку, открываю пиво и звоню Хрупкому.
– Давай дунем? – спрашиваю.
– Пива возьми, – мгновенно отвечает Хрупкий. – Шишки есть.
Я даже не пытаюсь понять, какого хуя вытворила Кукла. Она – как та летучая. Ее надо хватать за руку. Но – надо ли?
Дуем с Хрупким. Включаю песенку Пьеро. Лучшая песня о любви.
18. «Ace of Base»: «Happy Nation»
Новый год. Битком набитые людьми торговые центры, круглосуточная давка в метро, пробки перманентного характера. Москва запасается снедью и бухлом, чтобы потом неделю не нуждаться в магазинах. Взрослые люди живут в странном состоянии между отупением от постоянных корпоративов и паникой от лихорадочных поисков подарков или денег, чтобы купить эти подарки.
Всё это нужно, чтобы глушить чувство вины за то, как бездарно потрачен еще один год. Стыд и желание очищения, страсть к ярким ощущениям и покаяние, желание забыться и смутная радость от накопленного опыта – всё это раздирает русских изнутри ровно до того момента, пока окончательно не кончатся деньги, то есть до 4 или 5 января. Тогда тщета неразрешимого отчаяния в смеси с похмельем и желанием завоевать мир вызывает всенародный психоз, а вместе с ним приходят его родные братья – самоубийства и тяжкие преступления.