Мне кажется, что именно эта пора – начиная с первых беспохмельных дней января и до аванса 25-го числа – лучше всего отражает суть всего нашего коллективного сознания. Только подумайте: каждый год целый народ впадает в отчаяние ровно из-за одного и того же – много водки, мало денег, и этот народ не делает ничего, чтобы мрачные полмесяца не повторялись. Напротив – несокрушима тяга этого народа к отходняку и трешу после пьяного угара. Это великая в своей традиционности печаль.
Но наш народ всегда готов придумать и нечто новое, экстраординарное: именно начало января дарит изощренные по своим сюжетам и перипетиям убийства, массовые изнасилования в самых замысловатых комбинациях и совершенно фееричные кражи.
Пока взрослые готовятся отпраздновать этот пиздец длиною в новогодние каникулы, ничего не подозревающие дети, мечтающие всего-навсего о небольшом чудо-конструкторе, кукле, мобильном телефоне или другой дребедени, продолжают жить своей жизнью: ходить в школы, на секции и к друзьям. На одном из таких типичных маршрутов – кажется, по пути из музыкалки – и пропал мальчик 7 лет.
Жора с неизменной Соловьевой развернули штаб в фудкорте торгового центра у метро, в 300 метрах от дома мальчика.
Посетители фудкорта всегда не рады поисковикам – волонтеры смотрятся как орда одичалых охотников (максимально теплые толстые куртки, берцы, разгрузки, одежда часто пропитана по́том и запахом костров). Толпятся у пары столиков, что-то кричат, хохочут, бродят группами туда-сюда. Но на фудкортах волонтерам хорошо – тепло, еда, и никакие косые взгляды, равно как и охрана ТЦ, их оттуда не вытравят.
Жора подозревает в мальчике бегунка – и потому не клеит ориентировок, а устраивает тотальные опросы. Это дает результат: уже через пару часов у нас есть сразу несколько свидетельств.
Мальчик выходит из музыкалки в 16 часов.
16:25. Мальчик в подъезде, где расположена старая квартира бабушки; та уехала куда-то насовсем, продав квартиру; это известно от консьержа. Квартира – рядом с той же станцией метро, где и дом мальчика.
16:30. Мальчик приходит к метро, заходит в торговый центр (тот, где у нас штаб), стреляет мелочь. К мальчику подходит охранник, мальчик уходит.
16:45. Мальчик у метро стреляет деньги.
17:00. Мальчик покупает колу и шоколадку.
17:05. Просит открыть колу какого-то мужика.
17:15. Снова стреляет деньги у метро.
Дальше след обрывается.
– Жор, а что, если он ищет опекуна? Его поведение – не поведение бегунка. Он настрелял денег, получил ништяки. Но, может, он к бабке не просто так шел, может, проблемы с матерью?
Жора соглашается, что версия неплохая. И с мамой правда проблемы: она трудоголик и почти не видит ребенка, который бо́льшую часть времени предоставлен сам себе.
Жора решает все-таки врубить оповещение – не только ориентировки, но и телик и так далее. Начинается масштабная кампания.
Мы ищем пацана еще два дня – оклеено полгорода, в курсе все отделения полиции (в метро, на вокзалах, в городе – всюду). Все больницы в курсе. По телику каждые полтора часа выходят репортажи о мальчике – прямо между сюжетами о том, где купить елку и на какой утренник вести детей. Мальчик становится частью новогодней истерии. Прозорливые маркетологи могли бы выпустить шоколадки с его фото и названием «Последняя сладость мальчика», и продукт бы пошел в массы.
Находится мальчик, как говорят в СМИ, «случайно». У этих дятлов всё всегда случайно. В метро пацана заметил бывший мент, запомнивший по телевизору ориентировку. Мальчика держала за руку бабка – как выяснилось позже, последовательница каких-то баптистов или чего-то такого, – которая просто встретила мальца у метро и отвела к себе домой. Как вы понимаете, мальчику поначалу такой вариант показался привлекательным – он же бабку себе и искал. Мента чествуют журналюги, и они же недоумевают, как же его, такого классного мента, потеряли органы (хотя это как раз логично: внимательному человеку там не место).
Чего хотела эта бабка – одному богу известно. Жаль, что ее не посадили, потому что, по большому счету, она похитила ребенка, и кто его знает, сколько могла еще держать его у себя. Я бы четвертовал любых похитителей, а похитителей детей – тем паче. Понятно, что бабкой могло двигать одиночество и прочее там, и есть человеколюбие и всепрощение. Может, это было сродни новогодней панической атаке, крику отчаяния. Но вот кому есть дело до отчаяния ебанутой бабки?..
Видимо, новогоднее отчаяние захватило и мысли моей бывшей жены, которая предложила отпраздновать Новый год вместе. То есть я и она. И дети.
Думаю, дети удивились не меньше меня. В тот год, за исключением одного удачного эпизода на стиральной машинке, бывшая меня ненавидела: не брала трубку в половине случаев, а когда брала – орала. Тему выбирала рандомно: не даю денег / ублюдок, испортивший жизнь / редко вижу детей / никогда не увижу детей, потому что ублюдок, испортивший жизнь / забирай детей, заебали, потому что это дети твои, ублюдка, испортившего жизнь жене и собственным детям, – и так далее, до двойных силлогизмов доходило.