Плексус

– В следующий раз чтобы был майонез, понял? – гремит Джордж Маршалл. – Как, по-твоему, я буду есть печеную картошку без майонеза? – И без всякого перехода продолжает: – Теперь план такой: ползем под вагонами до паровоза. Когда я свистну, вы оба выползайте из-под вагона и бегите что есть мочи прямо к реке. Я вас встречу под мостом. Держи, Ген, приложись еще разок, а то сегодня холодно. В другой раз предложу тебе сигару, но ты откажись! Как тебе теперь?

Мне было так хорошо, что я не видел смысла торопиться покидать вагон. Но ясно было, что у них все расписано по минутам.

– А как же пирог и картошка? – осмелился я спросить.

– В другой раз, – говорит Джордж. – Нельзя им позволить окружить нас. – Он поворачивается к Герби. – Пушку приготовил?

Мы снова на улице; пробираемся под вагонами, словно беглые преступники. Я рад, что Герби дал мне шарф. По сигналу мы с Герби бросаемся лицом вниз и лежим, ожидая, когда Джордж свистнет.

– Что дальше? – спрашиваю я шепотом.

– Ш-ш! Кто-нибудь может услышать.

Через несколько минут раздается тихий свист; мы выползаем из-под вагона и со всех ног мчимся вниз по оврагу к мосту. Джордж уже поджидает нас.

– Хорошая работа, – говорит он. – Мы от них удрали. Теперь слушайте: отдохнем минуту-другую и рванем на тот вон холм, видите? – Он повернулся к Герби. – Пушка заряжена?

Герби осматривает ржавый кольт и, утвердительно кивнув, снова прячет в кобуру.

– Помни, – говорит Джордж, – не стреляй, пока не будет совершенно необходимо. Я больше не хочу, чтобы ты случайно убивал детей, понял?

Глаза у Герби блеснули, и он замотал головой:

– Мы, Ген, должны добраться до холма, прежде чем они поднимут тревогу. Как только окажемся там, мы в безопасности. И вернемся домой по дороге вдоль болота.

Низко пригнувшись, мы рысью помчались вперед. Вскоре мы очутились в зарослях тростника, и вода стала заливать ботинки.

– Глядите в оба, – пробормотал Джордж.

Мы достигли холма необнаруженными, отдохнули несколько секунд и быстрым шагом обогнули болото. Вышли на дорогу и дальше двинули не торопясь.

– Через несколько минут будем дома, – говорит Джордж. – Войдем с заднего крыльца и переоденемся. Только, чур, никому ни слова!

– Ты уверен, что мы оторвались от них? – спросил я.

– Совершенно уверен.

– Последний раз они преследовали нас аж до самого амбара, – говорит Герби.

– Что будет, если нас поймают?

Герби выразительно провел ребром ладони по горлу.

Я пробормотал, что не уверен, что меня устраивает подобная перспектива.

– Ничего не попишешь, – говорит Герби. – У нас с ними смертельная вражда.

– Завтра обсудим все в деталях, – говорит Джордж.

В большой комнате наверху стояли две кровати: одна – для меня, другая для Герби и Джорджа. Мы сразу же затопили пузатую печку и стали переодеваться.

– Тебе не трудно растереть меня? – спрашивает Джордж, стаскивая нательную рубаху. – Меня растирают дважды в день. Сперва спиртом, а потом гусиным жиром. Отличная штука, Ген.

Он лег на большую кровать, и я принялся растирать его. Я растирал, пока руки не заболели.

– Теперь ты ложись, – говорит Джордж, – Герби обработает тебя. Почувствуешь себя другим человеком.

Я повиновался. Ощущение было и правда приятным. Кровь заиграла в жилах, тело горело. Во мне проснулся такой аппетит, какого я давно не испытывал.

– Теперь понимаешь, почему я приехал сюда? – говорит Джордж. – После ужина сыграем в пинокль – просто чтобы доставить удовольствие старику, – а потом завалимся спать. Кстати, Ген, – добавил он, – следи за языком. Никаких проклятий, никаких чертей в присутствии старика. Он методист. Перед едой мы читаем молитву. Постарайся не засмеяться!

– Потом как-нибудь отведешь душу, – вторит Герби. – Будешь говорить что хочешь, чертыхаться сколько хочешь. Все равно никто не услышит.

За столом меня представили старику. Это был типичный фермер – с громадными заскорузлыми руками, небритый, пахнущий клевером и навозом, немногословный, жадно и громко жующий, ковыряющий вилкой в зубах и жалующийся на ревматизм. Мы ели как удавы, все без исключения. На столе было не меньше шести или семи видов овощей, жареный цыпленок, вкуснейший хлебный пудинг, фрукты и разные орехи. Все, кроме меня, запивали еду молоком. Затем последовал кофе с настоящими сливками и солеными земляными орешками. Пришлось распустить ремень на пару дырочек.

Как только закончили ужинать, стол очистили, и появилась колода засаленных карт. Герби пришлось помогать матери мыть посуду, а мы – Джордж, старик и я – втроем сыграли партию в пинокль. Как Джордж заранее объяснил, надо было подыгрывать старику, не то он начал бы брюзжать, остался бы недоволен. Мне, похоже, шла одна хорошая карта, что осложняло задачу. Но я делал что мог, чтобы проиграть, и притом так, чтобы старик не заметил, как я сдаю ему игру. Старик кое-как выиграл и был ужасно доволен собой. «С такими картами, как у тебя, – заметил он, – я бы закончил на третьем ходу».

Перед тем как нам подниматься наверх, Герби запустил старый эдисоновский фонограф. Одна из мелодий была «Звездно-полосатый флаг навсегда». Я слушал ее, словно песню из какой-то иной жизни.