Пленник

– Это – не дискриминация, – возразила Ольга. – Это – социальная норма!

– Не-не, – покачал головой Александр. – Вот если я получаю жалование, как офицер, то могу пойти в ресторан и пообедать там. А, допустим, зарплаты дворника на ресторан не хватает И это нормально – это рыночные отношения. А у вас все бесплатно. И этих она обслуживает, а тех – нет. Это самый настоящий цифровой капитализм! И откуда у нее ресторан, если у вас все общее?

– Как – откуда? Обратилась в РИСК, ей выделили помещение в персональное пользование.

– И я могу попросить? – оживился лейтенант.

– Можешь. Но тебе откажут. Рейтинг пока маленький.

Пока? Это обнадеживало!

Так, неторопливо, за разговором, парочка достигла строения. Здание во многом напоминало амфитеатр – такое же круглое, с крышей над галереями, с отверстием в центре. Вряд ли под куполом можно опасаться дождя, но как-то неуютно. Впрочем, в помещении было теплее. Похоже, внутри климат регулировался. Искусственный климат в среде искусственного климата! Подумать только!

– Оленька! Душечка моя!

К Родионовой подлетел жеманный тип в сиреневом пиджаке, с голубой розой в петлице, ярко-зеленым шарфом на шее и тесных оранжевых джинсах. Заломив себе руки, чудо трижды чмокнуло воздух возле щек девушки, а затем повернулось к имперцу, намереваясь проделать то же самое. Разглядев блеск на губах незнакомца, Александр испуганно отшатнулся, нечеловеческими усилиями сдержавшись, чтобы не вмазать моднику.

– Ой, он что – с Луны свалился? – всплеснул руками тип.

– Именно с Луны, – подтвердила куратор. – Саша, познакомься, это – Роман Бестужев, поэт. Роман, это – Александр Смирнов, новый гражданин Земной Республики!

Хотя этикет и предполагал рукопожатие при знакомстве, но лейтенант поспешил спрятать руки в карманы, обозначая тем самым, что этому чуду он руки не подаст.

– Очень приятно, – пропищал поэт. – Может быть, позже познакомимся поближе… милые мои, вынужден вас оставить, мне пора готовиться к выступлению! Чмоки-чмоки, сладенькие!

Бестужев убежал, виляя кормой, похлеще многих дамочек, а офицер наклонился к брюнетке.

– Он что – содомит? – прорычал он на ухо девушке.

– Мы говорим "метросексуал", – поправила Родионова. – А что?

– У нас таких в печах сжигают, – проскрежетал зубами Смирнов.

– Тихо, Саша, тихо, – погладила Ольга спутника по спине. – У нас это – нормально. Человек сам выбирает, каким ему быть, если это не противоречит социальным нормам. Я тебя сюда привела, чтобы поймать плюсов, а не наоборот! Ты слишком зол. Успокойся.

– То есть нажрать себе брюхо – это противоречит нормам, а долбиться в очко – в самый раз? – едко усмехнулся пленник.

– Если ты не успокоишься, то улетишь в минус, – предупредила республиканка.

– И что будет? Меня в тюрьму посадят?

– У нас нет тюрем. Но у нас есть коррекционный центр.

– Все, как у нас. Нарушил закон – на нары.

– – Дурак, что ли? – рассмеялась спутница. – Какие нары? Коррекция! У нас нельзя нарушить законы! Это там, у вас, на Луне, Империя не доверяет гражданам. Потому у вас законы. А у нас безграничное доверие государства к личности. И потому у нас нет никаких законов! У нас – правила!

– А, так этот от избытка доверия за мной на толчке следят? Расскажи-ка мне, в каком виде происходит эта коррекция?

Здесь девушка надолго задумалась, закусив нижнюю губу.

– Не знаю, – призналась она. – У меня нет знакомых, кто бы там побывал. Но, пойми, когда ты злишься на человека – сеть минусует не только тебя, но и его. Потому что он вызвал у тебя отрицательные эмоции!

– Срать я хотел на этого содомита, – пробурчал мужчина. – Кстати… он же выступать будет? А если люди, которых он бесит, будут специально ходить на его представления? Чтобы понижался его рейтинг?

Родионова вновь задумалась.

– Саша, ты задаешь странные вопросы! Мне такого никогда не приходило в голову. Да и вообще – зачем кому-то испытывать неудобства, лишь с целью сделать другому еще хуже? Это… очень странно! Мазохизм какой-то! У нас такого не бывает!

– В любом случае я не собираюсь пялиться на него… тем более – на сцене!

– Но он же не свои стихи будет читать! – возразила Ольга. – А величайшего поэта-додекаэриста дораскольной эпохи – Константина Костина!

– Да хоть Имперские свитки – мне насрать! Я возвращаюсь к себе!

Лейтенант решительно развернулся и зашагал к выходу, под сень картофельных деревьев. Высоко в небе сияла родная Луна, кусок которой откусила тень Земли. И сейчас она казалась вдвойне родной. Оттого, что понятной. Там черное было черным, а белое – белым. Дома все называли своими именами. В Империи даже думать не надо было – Император думал за каждого подданного.

Смирнов едва не завыл от тоски по Родине, задрав голову к небу, подобно одинокому волку.

Со сцены доносились первые строки:

Сырая плесень туманной лунности

Коверкает душу своей глупостью!

Хищный оскал волчьей опасности,

А мы хотим хлеба, зрелищ и гласности!

Стихи хорошие. Со смыслом. Прямо за душу берут. Видать, автор и впрямь был гением! Понимал, что нужно каждому человеку. Пожрать от пуза, развлечься и на ухо присесть кому-нибудь. А читает упырь какой-то…