Набросил рубаху, натянул штаны, сунул ноги в короткие, легкие сапоги, снова вышел на балкон, с вызовом уставился на звезды.
Ишь ты! Похоже, слух о неприличном дикаре уже прокатился по всем небесам. Столько звезд, как сейчас, Василий отродясь не видывал. Эва, повысыпали, выпялили свои сверкающие гляделки!
Пуст и темен сад, простертый внизу, непроницаемо темен, только что это мерцает внизу мягким опаловым блеском? Река? Нет, до реки отсюда далеко, вниз по горам. Скорее всего, водоем… точно, водоем!
Самое время сейчас – поплавать в бассейне. Вода небось прохладная. Сотню раз измерить его вдоль и поперек саженками – и все, и как огурчик, и духовное опять возобладает над материальным!
За колонной, поддерживающей ажурный балкон, вилась узенькая и почти отвесная, будто трапик, лесенка.
Василий мигом спустился на садовую дорожку. Безлюдье царило кругом, безлюдье и ночь. И вдруг он замер, вглядываясь вперед, где уже близко замерцал овал водоема. Вот фонтанчик посредине – тихо журчит, струится вода, вот высокий беломраморный парапет, на котором сидит, подняв лицо к звездам, стройная фигура.
Да ведь это женщина! Ей-богу!
Василий хлопнул себя по лбу и едва не расхохотался. Так вот в чем дело!.. Ай да магараджа! Молодец он все-таки. Не оплошал. А Василий – полный дурак, потому что позабыл одно простое правило, которому частенько следовал в своем имении.
Красивых и смелых девок у него и среди дворни, и в ближайшей деревеньке было немало, и вот, когда съезжались в Аверинцево друзья молодого хозяина – люди все тоже молодые и пылкие, – Василий накануне их приезда вызывал к себе помощника управляющего Ерофеича и, значительно подняв палец, говорил:
– Ерофеич! Едут ко мне восемь человек (здесь он перечислял фамилии, хорошо знакомые Ерофеичу по прежним визитам).
– Не извольте беспокоиться, барин, – степенно отвечал Ерофеич. – Чай, не в первый раз!
Засим они расходились – каждый по своим делам, однако Василий знал, что Ерофеич, прервав хлопоты по уборке дома и заказу несметного количества блюд в поварне, улучит минутку вызвать к себе восемь самых красивых и чистоплотных девок и отдаст им распоряжения примерно такого рода:
– Лушка! Ты будешь в бельведере. А ты, Марфута, прогуливайся у прудов. Любашка, ты чтоб в аллейке яблоневой туда-сюда хаживала, ну а тебе, Ефросиньюшка, не миновать, как и в прошлый раз, песни петь под балконом…
Определив таким образом дислокацию всем девицам и накрепко повторив: «Тотчас после первых петухов!» – Ерофеич уходил продолжать свои дела, ни о чем более не тревожась: девки дело свое знали и справляли отменно!
Сколь было известно Василию, подобные порядки велись и в имениях его друзей, и каково же было чудо ближе к полуночи, после обильного ужина и щедрых возлияний, спуститься в сад прогуляться перед сном и вдруг невзначай столкнуться лицом к лицу с прелестницей, готовой на все.
Разумеется, и в Индии у них такие же порядки. Однако магараджа, без сомнения, знаток человеческой природы! Счел небось: ежели руси-радже приспичит, он непременно отправится прогуляться в сад, ну а тут… извольте, ваше сиятельство!
Стоило Василию осознать, что красавица (он, разумеется, не видел ее лица, однако очертания фигуры, обтянутой тонким шелком, были изумительны!) – стоило ему, стало быть, осознать, что красавица предназначена ему, как возбуждение его достигло предела. Василий ринулся вперед.
Женщина, услышав, как он ломится напрямик сквозь благоуханные заросли тубероз, вскочила, вглядываясь во тьму, испуганно выставила ладони, потом вскрикнула сдавленно и повернулась было бежать, да поздно – Василий налетел на нее и смял в объятиях.
Ее взлетевшие руки были схвачены его руками, а рот, разомкнувшийся для крика, жадно стиснут его распаленным ртом. Он даже лица ее не мог разглядеть – не до того было, право слово! Она рвалась, билась, стонала, да где! Он вовсе потерял голову, и сейчас никакая сила не смогла бы разомкнуть его объятия и прервать поцелуй.
И вдруг он с удивлением осознал, что незнакомка уже не пытается вырваться, а сама целует его, и руки ее не отталкивают, а прижимают. Как он и предполагал, первое сопротивление было лишь данью приличиям, а потом красавица решила исполнить свой долг, да заодно и сама вкусить наслаждение. Василий готов был голову прозакладывать, что пылкость ее поцелуев и жар объятий вызваны не только послушанием хорошей служанки.
Подхватив незнакомку, Василий посадил ее на парапет бассейна, одной рукою нашаривая застежку на боку, а другой пытаясь задрать туго обвившее женское тело сари. Однако проклятый шелк бестолково скользил в пальцах и нипочем не желал поддаваться. Дурацкое одеяние! Одно-временно и юбка, и рубашка, и шаль! Может быть, если начать разматывать сари с головы, дело пойдет быстрее? Правда, для этого придется прервать их безумный поцелуй…
Василий на мгновение оторвался от восхитительных губ и повлек с головы шуршащий шелк. Покрывало наконец-то соскользнуло, и целый водопад светлых, тоже серебристых в звездном свете волос хлынул на ее плечи.