Пленники утопии. Советская Россия глазами американца

Большевизм способен выживать только при поддержке промышленных рабочих. Управление Россией осуществляется в пользу 6 миллионов человек, занятых в промышленности. Каждый законодательный акт советской власти, внешне не покровительствуя никому в отдельности, фактически отдает рабочему приоритет перед крестьянином. Игнорируя тот факт, что Россия – не промышленная, а аграрная страна, большевистские вожди в Москве играют крапленой колодой и осуществляют государственное управление, направленное против фермера. Пытаясь нанести удар по кулаку, они приводят в расстройство все сельское хозяйство.

Российская политика преференций для промышленности за счет сельского хозяйства – это пирамида, поставленная на свою вершину. Такая перевернутая пирамида не предвещает стабильности. Самый опасный враг большевистского правительства – пассивное сопротивление российского крестьянина. Сомнительно, что это сопротивление удастся преодолеть силой, как и убеждением.

«Молот, серп и звезда, – заметил мне высокопоставленный представитель российского правительства, с которым я обсудил некоторые из этих проблем, – символизируют самый необыкновенный эксперимент в истории человечества. Установление советской власти по своему конечному воздействию на человечество важнее мировой войны. Оно подразумевает полную переоценку всех ценностей. Мировая война – всего лишь эпизод человеческой истории. Успех коммунистической революции означает открытие новой страницы самим Мировым духом».

Я признал, что поражен размахом эксперимента. «Это верно, – заметил я, – ставки в вашей игре колоссальны. Мне чрезвычайно интересен ваш эксперимент, однако я рад, что он проводится в России, а не в Америке».

Пленники утопии

Перевод М. А. Ковалева

Гибкий юноша стал бить в ладоши. Дюжина детишек из массы людей в Парке культуры радостно откликнулась на призыв и окружила его. Юноша начал плясать, не переставая хлопать в ладоши, показывая движения старинной русской пляски. Другой юноша заиграл народную мелодию на гармошке. Малышня не смогла устоять перед таким сочетанием. Вскоре к ней присоединились старшие, и все вместе стали весело и ритмично танцевать под послеполуденным солнцем.

Из цирка неподалеку, где клоун с лицом в белилах исполнял свой вечный ритуал, донеслись взрывы хохота. Это был единственный хохот, который я услышал в Москве. Взрослые присоединились к детскому веселью. У русских так мало развлечений, что они рады всему, что отвлекает.

Но одна миниатюрная женщина, тщедушная, в изношенной одежде, стоявшая в стороне от толпы, по-видимому, не разделяла всеобщего веселья. Черты ее интеллигентного лица, на котором просматривались следы былой красоты и утонченности, осунулись. Я обменялся парой фраз со своей женой. Услышав, что мы говорим по-английски, маленькая увядшая женщина навострила уши. «Вы понимаете английскую речь?» – поинтересовался я.

Паспортов не выписывают

«Да», – ответила она с легким, но уловимым акцентом. «Я много лет жила в Англии гувернанткой в богатой русской семье. Это, – добавила она, вздохнув, – было в прежние времена».

Она запнулась, боясь сказать лишнего.

«Непохоже, что вы счастливы», – сказал я ей.

Она подозрительно осмотрела нас. Вероятно, мы прошли ее проверку, а может быть, на душе у нее скопилось слишком много, чтобы оставаться осторожной. После того как она немного прошлась вместе с нами, ледок отчужденности растаял. Теперь она вполне доверяла нам.

Эта женщина прожила большую часть жизни в Англии, где ее и застала война. Атмосфера британского либерализма разожгла в ней горячее неприятие российского самодержавия. Когда Ленин провозгласил в России новый рай на земле, она взволновалась до глубины души. Вернувшись на родину, она предоставила себя в распоряжение властей, которые нашли применение ее лингвистическим способностям. Но вскоре контраст между реальностью и утопичными мечтами остудил ее энтузиазм. Теперь, живя впроголодь, она делит комнату с двумя другими такими же несчастными женщинами.

Пребывая в постоянном страхе перед соседом – пьющим рабочим, три женщины стараются сохранить хотя бы остатки былых манер. Положение их ущербно, поскольку они не принадлежат к пролетариату.

«Вы не состоите, – спросил я, – в Коммунистической партии?»

«О нет, – ответила она, – без протекции в эту организацию избранных не попадешь». В этот самый момент коммунисты тысячами изгоняют из своих рядов тех, кто не смог продемонстрировать в должной степени преданность Красному интернационалу.

Испугавшись собственной безрассудной храбрости, она обернулась вокруг, но в пределах слышимости никого не было.

«Будь я, – продолжила она, понизив голос, – членом партии, мне не пришлось бы перебиваться куском вонючей колбасы, коркой черствого хлеба да чашкой жидкого чая».

«Так почему вы не вернетесь обратно в Англию?» – спросил я.

«Если бы я только могла, – вздохнула она. – У меня нет денег, чтобы купить паспорт».

«Возможно, я мог бы вам помочь выправить паспорт».