Пленницы судьбы

«По маленькой лестнице, о которой я знала от людей их высочеств, — писала в своих мемуарах Дашкова, — я незаметно проникла в покои великой княгини в столь неурочный час... Я вошла, великая княгиня действительно была в постели; она усадила меня на кровать и не позволила говорить, пока не согрею ноги. Увидев, что я немного пришла в себя и отогрелась, она спросила: “Что привело вас, дорогая княгиня, ко мне в такой поздний час и побудило рисковать здоровьем, столь драгоценным для вашего супруга и для меня?..”» И т. д. и т. п. От всего этого диалога, записанного полстолетия спустя, веет романтикой, романом: читатель будто воочию видит, как юная Екатерина Малая пробирается в ночи к обожаемой подруге Екатерине Великой, чтобы узнать о ее планах и помогать, помогать! Но из дальнейшего текста этих записок видно, что Екатерина в разговоре с Дашковой благоразумно помалкивает о своих планах. Как раз в это время Екатерина с нетерпением ждала смерти Елизаветы Петровны и писала с нетерпением английскому послу: «Ну когда же эта колода умрет!», получала от него деньги на переворот, который деятельно готовила. А что же юная романтичная Катенька Дашкова? Это тоже хорошо, полезно, пусть приносит сплетни, болтает везде о моих достоинствах, в большой игре все пригодится... Так, вероятно, думала Екатерина...

Ситуация не изменилась и позже, после смерти императрицы Елизаветы Петровны в декабре 1761 года. Петр III Федорович стал императором Всероссийским, он приблизил к себе фаворитку графиню Елизавету Романовну Воронцову, ходили слухи, что поэтому царь намерен избавиться от жены, сослать ее в монастырь. Дашкова дерзила императору, бегала к Екатерине, принося ей новости и слухи. В гвардейской среде и в обществе сочувствовали обиженной императрице, обстановка была наэлектризована, всюду говорили о заговоре. Так это и было — заговор зрел. Однако пружины заговора, который плела Екатерина и братья Орловы, были неведомы юной княгине Дашковой.

«Они были первые из тех верных сынов Российских, которые сию империю от странного и несносного ига и православную церковь от разорения... возведением нас на всероссийский престол освободили» — так высокопарно сказано в указе Екатерины II о присвоении пяти братьям Орловым — вчерашним незнатным новгородским дворянам — графского титула за участие в дворцовом перевороте 28 июня 1762 года. Братьев Орловых — Ивана, Григория, Алексея, Федора и Владимира — еще задолго до переворота все знали: они, как никто другой, славились в столице своим буйством и скандальными похождениями по притонам и кабаках. Как на подбор могучие, красивые, они были в центре всеобщего внимания. Особенно прославились Григорий, ставший фаворитом императрицы Екатерины Алексеевны, и Алексей, по прозвищу Алехан, щеку которого «украшал» глубокий шрам — след от какой-то кровавой драки.

Орловы были гвардейцами, а в XVIII веке гвардия сыграла особую роль в истории России и династии. Гвардия — это не только усатые красавцы в великолепных мундирах, не только мужественные воины — стойкость, самоотверженность русской гвардии общепризнана. Гвардия — это еще и особая привилегированная воинская часть со своими традициями, психологией. Они имели весьма преувеличенное представление о своей роли в жизни дворца, России. Лестью, посулами, деньгами не раз удавалось направить гвардейцев на антигосударственные преступления — перевороты, убийства. Кроме всего прочего, гвардия была капризна и своевольна — на ее пути не становись! Воля ее закон! Так и получилось, что со вступлением на престол Петра III гвардия невзлюбила императора, а он мало считался с ней, как вообще с мнением тогдашнего общества, за что и пострадал. Тесно связанная через Григория Орлова с гвардией, наученная недавним опытом провалившегося заговора с участием Бестужева, императрица осторожничала. К этому времени она была уже опытным, скрытным политиком, ибо играла в смертельно опасную игру, да и вообще никогда не была склонна раскрывать свою душу перед людьми.