Пленницы судьбы

А тут милое, умненькое создание, племянница канцлера Воронцова, набравшего силу при Петре III, она же — родственница Никиты Панина — воспитателя сына Екатерины Павла Петровича. Панин спит и видит, как бы возвести на престол своего воспитанника в обход самой Екатерины. И наконец, нельзя забывать, что княгиня Дашкова — родная сестра Лизаветы Воронцовой, фаворитки императора. Словом, откровенничать с ней было весьма опасно. А послушать ее сплетни, поболтать с ней — отчего же нет? В письме к графу Понятовскому, своему бывшему любовнику, уже после переворота Екатерина сообщала: «Княгиня Дашкова, младшая сестра Елизаветы Воронцовой, хотя она хочет приписать себе всю честь этого переворота, была на весьма худом счету благодаря своей родне и ее девятнадцатилетний возраст не вызывал к ней большого доверия. Она думала, что все доходит до меня не иначе, как через нее. Наоборот, нужно было скрывать от княгини Дашковой сношения других со мной в течение шести месяцев, а в четыре последние недели ей старались говорить как можно менее... Правда, она умна, но ум ее испорчен чудовищным тщеславием и сварливым характером». Сорок три года спустя, в 1805 году, Дашкова в письме своей подруге Гамильтон пыталась опровергнуть это мнение государыни, о котором ей кто-то сообщил: «По восшествии на престол она [Екатерина] писала польскому королю и, говоря об этом событии, уверяла его, что мое участие в этом деле ничтожно, что я на самом деле не больше как честолюбивая дура. Я не верю ни одному слову в этом отзыве, так удивляюсь, каким образом умная Екатерина могла так говорить о бедной ее подданной и говорить в ту самую минуту, когда я засвидетельствовала ей безграничную преданность и ради ее рисковала головой перед эшафотом».

Действительно, во время подготовки переворота Дашковой казалось, что она не просто в центре заговора, но является его главной пружиной, его мозгом. И до самой смерти она была убеждена, что именно благодаря ее усилиям Петр III лишился престола, а Екатерина стала самодержицей. И вот настал день переворота 28 июня 1762 года. Екатерина, по согласованию с заговорщиками, бежала от мужа из Петергофа в Петербург — за ней приехал на наемной карете брат Григория Орлова Алексей, и как только она прибыла в Петербург, были подняты на мятеж перешедшие на сторону заговорщиков полки гвардии. И тут выяснилось, что ночь переворота прошла без «главного заговорщика», без Дашковой... Княгиня объясняла свое опоздание тем, что портной не успел приготовить ее мужской костюм — а как же без переодеваний в ночь приключений? На самом деле Дашкова просто проспала переворот, ей о нем никто заранее и не сказал. Причем ехавшая мимо дома Дашковой Екатерина не удосужилась разбудить свою подругу. Та явилась в Зимний дворец, когда было все кончено. Переодеться она успела уже во дворце и в таком наряде вошла, несмотря на бдительную охрану, в зал совещания Екатерины с сенаторами и начала шептать на ухо императрице какие-то советы. Не советы были уж так важны, а наряд и доверенность государыни, и это надо было вовремя показать — тщеславие и самолюбование были важной чертой характера Дашковой: «Императрица, заметив, что сенаторы меня не узнали, объяснила им... В мундире я имела вид пятнадцатилетнего мальчика...» Собственно, в этом и был истинный смысл маскарада.

Прозрение наступило чуть позже. Сначала было общее упоение победой, радость безмерная, а потом начались будни. Как-то войдя в апартаменты государыни на правах приятельницы и главной советницы, Дашкова была неприятно поражена видом развалившегося на канапе Григория Орлова, который небрежно рвал конверты и нахально читал секретнейшие сенатские бумаги. В этом месте мемуаров княгиня Дашкова, в сущности, проговаривается: она, столь тесно связанная с Екатериной, державшая в руках, как ей казалось, все нити заговора, даже не знала до этого дня, какую истинную роль и в перевороте, и вообще в жизни Екатерины играет этот знаменитый гуляка! С этого момента Дашкова люто возненавидела Орлова. Через какое-то время, при первой оплошности Дашковой (как можно, сударыня, при русских солдатах говорить по-французски, ведь мы патриоты, верные сына отечества!), Екатерина Великая вежливо, но строго поставила Екатерину Малую на место, показала, что прежней дружбы уже нет. Сердце молодой женщины было разбито страшным ударом неблагодарности. С возмущением она писала о столь любимой прежде государыне: «Маска сброшена... Никакая благопристойность, никакие обязательства больше не признаются...»