Пленницы судьбы

Ее приятельница и компаньонка англичанка Кэтрин Уилмот писала своим родным в Ирландию о Дашковой: «Я не только не видывала никогда такого существа, но и не слыхала о таком как необыкновенном существе. Она учит каменщиков класть стены, помогает делать дорожки, ходит кормить коров, сочиняет музыку, пишет статьи для печати, знает до конца церковный чин и поправляет священника, если он не так молится, знает до конца театр и поправляет своих домашних актеров, когда они сбиваются с роли, она доктор, аптекарь, фельдшер, плотник, судья, законник». Можно представить себе, как было тяжело жить с такой женщиной ее близким, слугам. Железобетона тогда не было, а характер у Дашковой уже ему сродни. И горе ослушнику! Кстати о «судье и законнике». Как-то раз в Кирьянове две соседские свиньи влезли в ее сад и разорили любимый цветник княгини. Возмущенная этой наглостью, Дашкова приказала своим холопам зарубить несчастных хрюшек. Соседи подали на нее в суд, Дашкову оштрафовали на 60 рублей за «зарубление голландского борова и свиньи». Весь Петербург потешался, пересказывая подробности расправы княгини Дашковой над парочкой голландских хрюшек — может быть, вина их была в том, что боров хотел преподнести цветы своей сердечной подруге, а с ними так сурово поступили! Екатерина II вывела Дашкову в своей комедии «За мухой с обухом» в роли Постреловой, хвастливой и высокомерной. Но все же из окончательного варианта пьесы государыня выкинула сцену, в которой Пострелова хвастается другому герою пьесы по фамилии Дурындин своими заграничными вояжами — тут уж самые дураки укажут на Дашкову — ее рассказы о том, как ее восторженно принимали за границей, не сходили с ее уст. Страдания Дашковой при этом были безмерны: «Вы говорите, — пишет она одному из своих адресатов, — что я чересчур остро чувствую мелкие обиды, которые мне наносят... Пусть оставят меня в покое, и пусть Ваши друзья не добавляют к оскорблениям, заставляющим меня страдать... Ни о чем не прошу, как только о том, чтобы служить без унижений, в противном случае откажусь от службы и покину родину».

Тягостно складывались и отношения с детьми. Своим непреклонным присмотром и контролем Дашкова как будто придушила инициативу и волю любимого сына. Он вырос человеком образованным, но слабым, склонным к рюмке. Однажды из случайного разговора княгиня узнала, что ее сын, воспитанию, образованию и карьере которого она уделила столько сил, тайно от нее женился на... дочери приказчика! Гневу и горю Дашковой не было предела — ведь сын позорил род князей Дашковых, позорил ее. И к тому же обманывал ее — весь Петербург уже знал о женитьбе Павла, а он прислал ей письмо, в котором просил разрешения на этот брак! Еще хуже складывались отношения с дочерью Анастасией. Скандалы с мужем, долги, надзор полиции. Дашкова хлопотала за нее, увещевала, но дочь была неисправимой сумасбродкой и мотовкой. В конце концов Дашкова лишила ее наследства и в завещании писала, не тая ненависти и огорчения: «В дом мой, ей не принадлежащий, не пускать, а ежели предлог будет сказывать, что телу моему последний долг хочет отдать, то назначить ей церковь, где будет тело мое стоять».

Зато на службе дела шли хорошо. В 1783 году по инициативе Дашковой была основана Российская академия, которая, в отличие от «Большой» Академии, была гуманитарной и занималась проблемами русского языка. Здание до сих пор стоит на Васильевском острове, и каждый знаток русского языка снимает перед ним шляпу. Дашкова поставила перед Российской академией задачу: «возвеличить российское слово, собрать оное в единый состав, показать пространство, обилие и красоту, поставить ему непреложные правила, явить краткость и знаменательность его изречений и изыскать его глубочайшую древность».