Плещущийся

Серега сбивчиво принялся объяснять, что его сегодня уже кинул на деньги мастер, что за эти ботинки с ватниками он несколько часов гнул спину и глотал пыль, что именно сегодня эти деньги нужны ему как воздух, что от них зависит его семейное счастье и что Айнагоз просто обязан войти в его положение и выдать ему причитающуюся сумму.

Жора слушал, сочувственно кивал, но продолжал настаивать на том, что денег нет.

– Виходной, – повторял Грек, – а зарьплата только во вторникь.

Серега в каком-то немом исступлении еще немного потаращился на хитрого эллина, затем плюнул, тоскливо посмотрел на бутылки водки без акцизной марки, устало и пораженчески спросил:

– Не паленая?

– Отличная, – Жора Грек, не мигая, смотрел в глаза Сереги и говорил тоном гипнотизера, – сто леть ей торгую, никьто никогда не жаловался. С завода беру.

Почему-то уточнить, с какого завода Айнагоз берет водку, не пришло молодому бетонщику в голову. Он тяжело вздохнул, сложил бутылки и банки в освободившийся кулек, плюнул в сторону сапожного киоска и, не прощаясь с Жорой Греком, развернулся и ушел.

Разочарование душило Щавеля. Планы были окончательно нарушены. Вместо того чтобы сейчас вести Вальку в кафе, а после в постель (почему-то Серега был уверен, что после кафе постель неизбежна), приходилось ломать голову над тем, что делать дальше. Ехать к Вальке с водкой и консервами глупо, это не просто неромантично, а вообще как-то по-колхозному. А ведь с Валькой второй ошибки допускать нельзя. Все должно быть красиво и романтично. Водка и консервы на первом свидании недопустимы. Вот пиво с фисташками – другое дело. Должна быть легкость и возможность для маневра. А как маневрировать с кабачковой икрой?

Серега шел куда глаза глядят, пережевывая все обиды сегодняшнего дня. Вместо таких замечательных планов нужно было придумывать новые. В голову ничего не лезло. Хотя нужно просто отталкиваться от того, что имеем: две бутылки водки и закуска обязывали его найти компанию, которая поможет ему скрасить воскресный вечер. Причем возникла возможность показать этой компании, что Серега Гоменюк не только халявщик, падающий на хвост, но и человек, который помнит добро и может отплатить той же благодарностью. Молодой бетонщик шел к своей трамвайной остановке, в надежде, что в тени зонта кафетерия магазина «Поляна» отыщется человек, с которым приятно будет разделить спиртное, доставшееся ценой гипотетического семейного счастья.

И такой человек, конечно же, там оказался. Лушпа Григорий Константинович по кличке Гендальф Синий, склонив набок свою седую голову, с неизменным дистиллированно постным выражением лица интеллигентно смаковал разливное пиво из пластикового стаканчика, сидя за белым пластиковым столом с точечными темными подпалинами от сигарет. Через столик сидели и пили пиво две какие-то незнакомые Гоменюку тетки. Серега отодвинул стул и присел за столик к косматому сварщику. Григорий Константинович с неодобрением глянул на него, думая, что Щавель сейчас начнет клянчить у него пиво или пятьдесят грамм водки. Но Серега, весь сияя от такого редкого ощущения щедрого дарителя, вежливо поздоровался и высокопарно предложил:

– А не выпить ли нам по пять капель? – и правильно истолковав подозрительный взгляд Гендальфа, с улыбкой мецената, открывающего новую филармонию, добавил: – Я угощаю!

Гендальф Синий лучезарно улыбнулся и вежливо ответил, мол, раз Серега так настаивает, то он, конечно же, не станет препятствовать такому щедрому, а главное, редкому порыву. Щавель поставил на стол первую бутылку водки, достал банки с кабачковой икрой и бычками в томате. Увидев такую щедрость, Гендальф сходил в магазин «Поляна» и купил там хлеба и пластиковых стаканчиков за свои деньги. Вернувшись, сварщик обратил внимание на отсутствие акцизной марки на бутылке:

– Не паленая? Не ослепнем?

– Та не-е, с завода брали, – выдал непонятную информацию Гоменюк, разлил водку по стаканчикам и выпалил дежурное: – Быть добру!