Плещущийся

От этого выражения лица и от этого взгляда Щавелю, которого и так коробило от панибратства Васи Жомуля, сделалось невыносимо противно. Ему даже на секунду показалось, что он делает в этой жизни что-то не то и не так. Эта мысль неожиданно вызвала у него острую жалость к себе, которую уже весьма нетрезвый бетонщик спутал с пеной зарождающейся волны добра и теплоты, которую он так ожидал. Боясь спугнуть её, Серега предпринял, как ему показалось, самое логичное действие. Он залпом выпил жидкость из стаканчика, макнул хлеб в красную юшку бычков и закусил. Снова налил, выпил, закусил и стал томительно ожидать, когда волна любви, добра и теплоты затопит всю ту колючую пустыню презрения, оставленную Мищуком. Волна все не приходила. Вместо неё возникло ощущение, будто Серегу в цирке распилили, предварительно накачав успокоительным. По его ощущениям, у него стали отказывать части тела и некоторые органы. И что самое обидное, первым начал отказывать мозг.

Сначала информация стала поступать каким-то странным фрагментарным калейдоскопом из видений, запахов и ощущений. Но самый большой эффект паленая водка оказала на зрение. Мало того, что все двоилось, так это двойное изображение еще и плыло. Вот какой-то сдвоенный трамвай, вот раздвоенная черная пепельница, пытающаяся уплыть вместе со столом куда-то в правый верхний угол. Оле-гу-нар-соль-скья-ер.

Вот чьи-то руки закрывают банку с кабачковой икрой, кидают её в кулек, туда же летит хлеб кусочками и недопитая бутылка водки. В Серегин карман насильно запихивают его же мобильник с отломанным джойстиком. Вот те же руки вручают ему кулек, в который Серега вцепляется где-то посередине. Теперь уже другие руки подталкивают его, и вроде бы женский голос что-то говорит, но непонятно что. Голос тоже уплывает куда-то в правый верхний угол. Вот Серега спотыкается о трамвайные рельсы, но не выпускает кулек из рук. Логическое мышление работает по принципу сцепки двух плохо прилегающих друг к другу электрических проводов: они искрят, рискуя окончательно перегореть, однако свет хоть и мигает, но все еще возникает.

«Кулек сейчас важнее всего. Это символ. Символ того, что я не конченый алкаш. Я просто чуть не рассчитал дозу. Оле-гу-нар-соль-скья-ер. Я принесу кулек домой. Ведь там хлеб. И мобильник. Но важнее сейчас хлеб, вернее кулек. Нет, все-таки хлеб. Я буду есть его с чаем и с вареньем. Вместе с мамой. Я мужчина. Добытчик. Хлеб моя добыча. И икра. Оле-гу-нар-соль-скья-ер».

О водке лучше не вспоминать. Вспомнил. Лекарство, настоянное на болотной воде.

Щавель блюет согнувшись. Центр тяжести планеты смещен, поэтому он падает, инстинктивно выставляя вперед левую руку. В правой кулек. Это символ. Его нужно принести домой. Левая рука попадает в блевотину. Серега, стоя на коленях, вытирает руку о траву. Он отползает под дерево. Блюет под деревом. Отползает под соседнее дерево. Подальше от рвоты. До дома недалеко, но нет сил идти. Все плывет в правый верхний угол. Главное – не потерять кулек. Серега ложится на правый бок в позе эмбриона. Под мышкой зажат кулек. Сознание пропадает. Сознание появляется. Темнота. На небе куда-то в правый верхний угол уплывает Большая Медведица.

«Рядом кто-то лежит. Это что, Вася Жомуль? Откуда он тут взялся? Или не он? А кто тогда? Неважно. Кулек на месте. Сколько времени? Неважно. Нужно постараться дойти домой

».

Он встает. Шатает уже меньше. Рука с зажатым посередине кульком затекла. Он шатается, но идет домой.

«Пить хочется. Оле-гу-нар-соль-скья-ер. Дома попью. Кулек на месте. Это символ. Я не конченый алкаш. Это уже точно

».

Вот, наконец, и дом.

Дверь не заперта. Мать не запирает её, пока сын не вернется. Он пьяный не всегда может открыть её ключом. Серега зашел, закрыл за собой дверь, держась руками за стену, проковылял в свою комнату, камнем рухнул на тахту и окончательно провалился в неосознаваемую бездну.

Понедельник