Вам, находящимся там, вам, строящим новую жизнь, не видно той гигантской работы, какую вы совершаете, а мне здесь, наблюдающему за вами со стороны, следящему за каждым вашим шагом, читающему газеты всего мира, видно, как вы с каждым днем превращаетесь в гиганта, и даже та наглая свора, которая вас здесь каждый день травит, которая готова вас всех разорвать на клочки, и она сейчас признает ваш колоссальный рост и начинает трубить тревогу.
Я знаю, что ты скажешь: хорошо тебе, находящемуся в довольстве, со стороны так рассуждать. Я знаю, Раек, что эта стройка новой жизни не приходится легко, что пояса довольно туго подтянуты, но, Раек, всё не делается сразу — надо немного потерпеть. А что касается меня, то ты должна знать, что сижу здесь я не ради удовольствия и развлечения, а ради дела и, как только буду свободен, сейчас же примчусь к вам.
Все мы делаем маленькое дело стройки большой жизни.
Дорогой Раек, пиши подробней и больше о вашей жизни и о жизни всех.
Целую вас всех».
Неустанная забота Ковальского о семействе и о собственном материальном благополучии раздражала не только резидента в Вене, но и начальника отделения Иностранного отдела ОГПУ, ведавшего борьбой с белой эмиграцией. Украинские чекисты все проблемы семьи Ковальского перекладывали на Москву.
Харьков информировал Москву: «Жена „Сильвестрова“ обратилась к нам с просьбой назначить ей жалованье, так как она обременена большой семьей. Для сведения сообщаем, что до августа месяца она получала по прежней службе „Сильвестрова“ 250 рублей в месяц».
И заодно переслали письмо, которое Раиса Ковальская адресовала своему мужу. Прочитав письмо, в Иностранном отделе составили ответную шифровку в Харьков:
«Переданное вами нам для передачи „Сильвестрову“ письмо от его жены нами не передано ввиду его содержания.
В дальнейшем считаем необходимым продолжить выдачу жене „Сильвестрова“ 250 рублей в месяц, отнеся расходы за наш счет.
Просьба принять соответствующие меры к тому, чтобы в будущем письма такого содержания не посылались. Считаем, что с выдачей 250 рублей в месяц вопрос будет соответствующим образом урегулирован и „настроение“ изменится».
Разведывательные будни
Один из руководителей разведки, прочитав донесение из Вены, 18 октября 1930 года распорядился: «Заведите на С. агентурное личное и рабочее дело под кличкой „Фермер“». Некоторое время в служебной переписке Скоблина именовали «Фермером», Плевицкую — «Фермершей». Скоблину был присвоен агентурный номер ЕЖ-13.
Венский резидент переслал в Москву собственноручное обязательство нового агента:
«Ц.И.К. С.С.С.Р.
Николая Владимировича Скоблина Заявление
12 лет нахождения в активной борьбе против Советской власти показали мне печальную ошибочность моих убеждений.
Осознав эту крупную ошибку и раскаиваясь в своих проступках против трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне прав гражданства СССР.
Одновременно с сим даю обещание не выступать как активно, так и пассивно против Советской власти и ее органов. Всецело способствовать строительству Советского Союза и о всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского Союза, которые мне будут известны, сообщать соответствующим правительственным органам.
Н. Скоблин 10 сентября 1930 г.».
Скоблина приятно порадовала обязательность советской разведки — обещали денег и прислали, хотя он еще ничего не сделал. Николай Владимирович немедля откликнулся благодарственным посланием Ковальскому.
«3 октября 1930 г.
Дорогой Петя!
Большое спасибо за присланные тобой деньги в счет долга, которые я получил.
Надежда Васильевна благодарит за поздравление и за привет.
Ожидаю твоего письма с переданным моим, так как хочу писать дальше, почему и интересно мне, что ты напишешь по этому поводу.
У меня всё благополучно, работы по горло, подробно сообщу завтра.
Ну, будь здоров.
Обнимаю тебя
твой Николай».
В Иностранном отделе желали получить уже нечто более существенное. В венскую резидентуру ушло указание: «Ждем от вас доклада „Фермера“». Сообщите, каковы перспективы в отношении работы (а не только согласия «Фермерши»).
Началась повседневная работа. Николая Владимировича Скоблина и Надежду Васильевну Плевицкую, завербованных Ковальским, принял на свое попечение резидент ИНО ОГПУ в Вене. Он отправил в Москву свои комментарии:
«Я лично считаю, что Скоблин довольно искренне пошел на наше предложение работать с нами. Денежный вопрос был выдвинут Скоблиным только под давлением Плевицкой, которая имеет огромное влияние на Скоблина. Уверен, что от Скоблина мы получим много интересующих нас сведений не только по центру РОВС, но и по периферии его полка, так как Скоблин периодически получает донесения от своих объединений. Благодаря Скоблину мы сможем расширить сеть нашей агентуры во всех странах не только Европы, но и Америки.
По моему мнению, целесообразно было бы связать Скоблина с строго законспирированным лицом в Париже, которому поручить полную проработку Скоблина, обязав Скоблина (это на словах уже сделано мною) передавать нам всю переписку немедленно по ее получении.