Тир шумно выдыхает. Вместе с ним выдыхаю и я, испытывая неслыханное, колоссальнейшее облегчение. Словно с меня разом свалилось десять свинцовых пудов. Руки с клинками сами собой опускаются. Мы смотрим друг на друга, и что-то внутри меня подламывается…
Он шел сюда за мной. Должен был идти за Зорой, за всеми этими ублюдками… А на самом деле шел за мной. Какая у него особенная… мягкая улыбка. Никому не было до меня дела. Никто ради меня никогда не прошел бы через кипящий хаос. Не уничтожил бы целую армию сумасшедших. А он смог. Ради меня. Для меня.
Теперь все действительно будет хорошо. Не важно, что случится… Теперь мы вместе. Он наклоняется, осторожно заключает в объятия, ограждая от всего мира. Из глаз льются слезы, и я даже не замечаю этого. Меня закутывают в плащ со вшитыми артефактами, те активируются, раскрывая над нами зонтик щита, за которым поднимается цунами огня.
Цунами не накрывает нас.
С реактивным ревом пламя отрывается от земли, обдает нестерпимым жаром, и в полете превращается в огромного ящера. Бушевавший вокруг пожар гаснет, на долину опускается мрак, лишь кое-где еще догорают лужи с маслом. Их сияние играет на темных силуэтах воинов, справа и слева выдвигающихся на мой рубеж широким, ощетинившимся саблями фронтом. Светящиеся печати Легиона маркируют их. Одно такое пронзительно-синее Всезрячее Око восходит над Тиром. По ауре я узнаю Од-Хаара. Рубиновый плащ развевается за спиной, лицо закрывает форменная маска, только глаза открыты и… боги… это нечеловеческие глаза! Я инстинктивно вздрагиваю. В них концентрированный разумный огонь. Тот самый, который в этот миг находится в вышине, в форме древнего арцедока летит навстречу Зориной жар-птице.
Тир чутко реагирует на мое настроение, сильнее прижимает к себе, аккуратно подхватывает за подбородок, заставляя смотреть только на него. Любимый образ пленит, затмевая кошмар реальности. О, благородные предки, этот мужчина – мой персональный наркотик! Единственный в целом мире способен так удивительно влиять на меня! Властвовать над моими эмоциями, над которыми я сама часто не властна. И я… доверяю себя ему полностью, безоговорочно. Только ему.
Вот и сейчас рядом с любимым генералом буря в сердце утихает, а на душе становится очень тепло и немного щекотно. Опаленная бровь вопросительно приподнимается. Я понимаю без слов, тянусь к его губам. Дождь смывает слезы, грязь, кровь.
За спиной, в долине, ящер повелителя настигает и пожирает созданную мятежницами огненную птицу, затем догоняет бегущую прочь Зору и сжигает ее заживо.
Наверное, то еще вышло зрелище.
Мне же совсем не до него. И Тиру не до него. Мы с ним ненасытно целуемся. Я рвусь слиться с ним, разделить чувства – гремучий восторг, ликующее счастье. Хочу помножить их на его ощущения. Помножить всю себя на Тира!
Жаль… Ах как жаль, что душераздирающий хор воленстирок прерывает наше эгоистичное уединение.
Тир помогает мне подняться и крепко держит за руку. Я же беззастенчиво приваливаюсь к его плечу, ибо от усталости не в силах стоять.
Гляжу на студенток… Живы… Все живы! У меня получилось… Я… правда сделала это! Они в безопасности!
Гляжу на мятежниц. Воленстирки потерянно озираются, шепотом переговариваются, пока воины в масках деловито оцепляют их. Звенящую тишину изредка нарушают вопли наемников-мужчин, оголтело бросающихся на выставленные легионерами сабли. Как и много веков назад в Виифдрашской империи, мужчины, вступившие с инициированными в близкие отношения, оставались одержимы даже после гибели Богини. Расправляются с ними живо и без сожалений.
Кольцо окружения замыкается. Од-Хаар, чьи глаза, слава богам, снова стали обычными, наконец достает громкоговоритель и отрывистым приказом ставит точку в событии, которое однажды войдет в учебники истории как Докадарайская резня:
– Оружие на землю. Всем бросить оружие!
Небо хлестало потоками ледяной воды, остужало умы выживших. В густом тумане блуждали лучи прожекторов, выхватывали жуткую картину свершившегося – холмы, усыпанные обгоревшими телами.
Я специально не смотрела. Положила голову Тиру на плечо, устремила взор в низкие тяжелые облака и просто стояла, ни о чем не думала. Даже не заметила, как промокла до нитки. Глухота постепенно проходила. Вскоре я смогла разобрать разговоры Тира с командирами, но не вслушивалась в детали, сосредоточилась на ощущении незыблемого покоя в сердце, потихоньку оживала возле своей твердыни.
Прошло неведомое количество минут, прежде чем способность и желание воспринимать действительность вернулись. Чей-то мимолетный любопытный взгляд невзначай зацепил мой шрам на плече. Печать не светилась, как у других, но ее все равно увидели.
Стройный легионер в маске сидел на куске гнутой арматуры и что-то обсуждал со своим напарником – громилой в два раза шире его. Я присмотрелась к ним повнимательнее.