Пляски на сковороде

«Всенародноизбранный» президент России Ельцин по­садил Владимира Путина на два высоких кресла: сперва сделал его директором ФСБ, потом — секретарем Совета безопасности. Конечно, такой кадровый дуплет несколь­ко озадачивал: неужто не осталось других мудрецов, всеми печенками преданных любимому президенту? А Жиринов­ский? А Боровой? А Новодворская? Наконец, Митрофанов? Неужто никто из них не мог сравниться с Путиным по мощи интеллекта, любви к президенту и расторопности? Тем бо­лее что с самого начала он показал себя довольно стран­но. Например, в тот самый день 24 марта, когда Ельцин по­садил его еще на одно высокое кресло, он дал несколь­ко пространных интервью. Откуда в такой ответственный момент нашлось у вас, товарищ Путин, столько свободно­го времени, чтобы точить лясы? Работать же надо! Или вам уж так не терпелось покрасоваться на телеэкранах? А ведь надо бы знать, что в иных царствах-государствах лица, за­нимающие подобные посты, не только предпочитают дер­жаться в тени. Больше того, кое-где ни один человек, кро­ме высших руководителей государства, даже не знает, кто именно эти лица. А тут нате вам — гласность!

Из этих нескольких интервью заслуживает внимания беседа с сотрудницей НТВ Светланой Сорокиной. Кто та­кая Сорокина? Настоящий агент влияния, провокатор, под маской телевизионной фефелы работающая против пра­вительства, членом коего наш друг Путин состоит. И тем не менее он охотно помчался в столь ответственный день именно на этот канал телевидения для душевной беседы именно с этой фефелой.

Сорокина, разумеется, и в этой беседе показала свое провокаторское нутро. Она сказала, например, что вот, мол, в «Тайме» и еще где-то появилась информация (упот­ребила именно это слово) о том, что один из высших чле­нов нынешнего правительства (она, конечно, назвала его) в свое время получил от Саддама Хусейна взятку в разме­ре 780 тысяч долларов за поставку Ираку оружия. И спро­сила с милой улыбкой: «Что вы можете сказать об этой ин­формации?»

Если Путин профессионал, то должен понимать, что сама фефела никаких «Таймсов», конечно же, ни при ка­кой погоде не читает. Читают другие. И они подсунули ей эту «информацию», дав задание в непринужденной бесе­де с высокопоставленным чиновником распространить ее на всю страну, опорочить члена правительства, а заодно и прощупать собеседничка.

И что же? Вместо того чтобы, как требовал его служеб­ный долг, решительно пресечь антиправительственную провокацию, сказать, что и говорить об этом не желает, и посоветовать мадам не заниматься грязным делом, — вме­сто всего это мусье Путин подхватил словцо «информация» и с ответной улыбкой на устах попытался клевету на пра­вительство обратить в игривую шуточку-прибауточку. Ес­тественно, что улыбчивость собеседника прибавила нагло­сти собеседнице, и она прет дальше: «А не обратиться ли вам в эти газеты? Не произвести ли расследование насчет взяточничества в правительстве?» И опять вместо отпора получает галантную улыбку: «Хорошо. Я подумаю...» В сущ­ности, директор-секретарь сыграл в этой беседе роль по­собника Сорокиной. Иначе говоря, она работала гораздо профессиональнее, чем он. Да о чем говорить? Перед ли­цом наглой клеветы Путин не проявил даже самого эле­ментарного чувства товарищества. Кто после этого пойдет с ним в разведку? Как Горбачев, когда Собчаки поносили Рыжкова, Лигачева и других.

Еще более тягостное впечатление оставило участие Путина в «деле Скуратова». Ну то, что здесь играл важную роль С. Степашин, никого не удивило: еще со времен че­ченской войны он показал себя человеком, способным ради Ельцина на все. Так, получив в Дагестане известие об убийстве генерала Рохлина, умного и смелого против­ника Ельцина, он, не зная всех обстоятельств дела, тотчас объявил: «Убийство на бытовой почве». Получив известие об убийстве Г. Старовойтовой, немедленно просветил че­ловечество: «Политическое убийство!» И тут же выразил твердую уверенность, что злодеяние будет раскрыто. Одна лишь эта уверенность изобличала пустозвона. Действи­тельно, если теперь уже за долгие годы до сих пор не было раскрыто ни одного громкого убийства, то лишь в пустой голове могла родиться уверенность, что вот это убийство уж непременно я раскрою. С другой стороны, если у тебя есть в силу не известных нам причин такая уверенность, то ведь на всякий случай совершенно не обязательно ог­лашать ее перед всем народом. Он даже этого не сообра­жает! Как говорится, не хвались, едучи на рать, а хвались, едучи с рати...