Пляски на сковороде

Однако вот что ныне важно отметить. Да, десять лет назад немыслима была рождественская встреча в Крем­ле. Но тогда немыслимо было и многое другое. Например, празднество хасидов здесь же, в Кремле, среди святынь православия. А вот совсем другое. По дороге сюда на это пышное празднество мне встретились в переходах метро и на улицах шесть нищих и не меньше дюжины проститу­ток. Десять лет назад это было немыслимо, невообрази­мо. А вернусь я домой после этих возвышенных рождест­венских речей и песнопений, включу телевизор, и в уют­ный дом мой ворвется гнусная орда садомитов. Десять лет назад в нашей стране это не могло никому присниться в самом страшном сне, но уже планировалось там, где вы, ваше святейшество, взывали к раввинам о помощи в борь­бе против русского антисемитизма...

Начинает речь Путин:

Я бы хотел сегодня вспомнить первого президента России Бориса Николаевича Ельцина...

Где-то сзади, в углу зала, раздаются аплодисменты и длятся семь секунд.

В новое тысячелетие Россия вступает обновленным государством.

Речь идет в первую очередь об объединении нации во имя повышения авторитета и достоинства страны на осно­ве общечеловеческих гуманистических принципов, исто­рическим и логическим продолжением которых стал при­оритет права и свобод...

Какое обновление, когда экономика упала до уровня первого года первой пятилетки? Какие авторитет и досто­инство страны, когда официальные лица США говорят нам в глаза: «Мы совершили большую ошибку, позволив Рос­сии считать себя самостоятельным государством». Какие права и свободы, если народ не защищен от нищеты, бо­лезней и убийц... Не иначе, как Анатолий Парижский сочи­нял этот рождественский спич...

Когда я размышлял над словами Путина о «объедине­нии нации», моя тихая набожная соседка спросила меня:

А вон там, впереди, не Чубайс ли?

Я вгляделся. Да, это был он.

Как вы думаете, сколько тут метров?

Пожалуй, метров пятнадцать.

С такого расстояния я бы не промахнулась, — за­думчиво сказала тихая набожная соседка и посмотрела на Чубайса взглядом то ли Веры Засулич, то ли Марии Спири­доновой. Вероятно, она имела в виду — плюнуть.

Тсс... Пока давайте слушать...

90-е годы в новой России — это время становления новых отношений государства и церкви, отношений ис­ключительно уважительных...

Ну, началось-то становление еще в сентябре 1943 года, когда товарищ Сталин пригласил сюда, в Кремль, высших иерархов церкви, душевно побеседовал с ними и распоря­дился выполнить все их просьбы... Что ж, никто не против уважительного отношения государства к церкви, но поче­му же все эти 90-е годы уважительное отношение к церкви сочеталось у государства с издевательским отношением к народу — это по-божески?

— Именно эти новые формы жизни, а также неустан­ный труд духовенства во многом позволили сохранить гражданский и межконфессиональный мир в стране...

О каком мире он декламирует, когда в Чечне льется кровь, и уже, по официальным данным, погибли более 600 наших солдат и офицеров?

На заднике сцены находился большой телеэкран, справа и слева от сцены — два поменьше. И вот после этих двух речей там одна в трех лицах появилась всем из­вестная диктор телевидения милая Анна Шатилова. Она сказала, что когда-то славянофил Хомяков выдвинул идею объединения всех людей на основе любви к Богу, красоты, нравственной полноты жизни и свободы личности. И вот, говорит, мы обратились к известным политикам, а также к патриарху с просьбой высказаться на сей счет. И дальше на протяжении всего вечера между музыкальными и лите­ратурными номерами возникали на трех экранах по оче­реди эти политики и патриарх со своими размышлениями о сих предметах.

Первым был Евгений Примаков, вторым— Геннадий Зюганов, а третьим... хотите верьте, хотите нет... Жиринов­ский! Право, уж лучше бы Сванидзе посадили, лучше бы Доренко, даже Новодворскую легче было бы вынести, а тут... И это на рождественском вечере в Кремле в компа­нии с его святейшеством! Вот уж что особенно немыслимо было десять лет назад...

Вам приятно в великий праздник видеть эту личность? Вам интересно знать, что он думает, допустим, о нравст­венной полноте жизни? Разве вы недостаточно осведом­лены о полноте, разнообразии и безобразии его собствен­ной жизни? Или организаторы вечера полагают, что Алек­сей Хомяков говорил от лица таких, как Жириновский, когда писал:

Мне нужно сердце чище злата И воля крепкая в труде, Мне нужен брат, любящий брата, Нужна мне правда на суде...

Уж особенно не нужна этому рождественскому собе­седнику патриарха правда на суде, которым грозит ему, как пишут об этом «Советская Россия» и другие газеты, юная молдаванка Мария Новак, изрядно потерпевшая от неуемного стремления Жириновского к нравственной полноте жизни.

Размышлизмы Жириновского о нравственности, о божьей благодати, а потом еще лекции на эту же тему ка­кой-то Гули, президентши какого-то очередного фонда, до­конали меня. Я попрощался с Верой Засулич и, пригнув­шись, направился к выходу.