Пляски на сковороде

И вот на таком-то жутком фоне доктор Собчак сел на Монмартре за свою книгу! Я решил, что там, в Париже, в каких-то библиотеках да архивах ему удалось раскопать уж такие потрясающие материалы, такие сногсшибатель­ные сведения, что за публикацию их можно рискнуть и с Радзинским облобызаться (разумеется, с последующей де­зинфекцией). С великим ожиданием я начал читать...

И прочитал. И что же увидел? Да ведь ни одного ново­го факта, ни единой свежей мысли, ни малейшей претен­зии на самостоятельность подхода, на свежесть аргумен­тации. Автор просто обобрал почти всех помянутых выше мыслителей, сгреб их философско-исторические побре- хушки в кучу и сварил, подобно Хлестакову, «суп в каст­рюльке прямо из Парижа».

Вот вам один из примеров исторической масштабно­сти, умственного уровня и творческой самобытности анти­сталинизма Собчака. Он без конца гундосит, что Сталин был маленького роста и, в отличие, допустим, от Наполеона или Суворова, Пушкина или Лермонтова, ужасно стыдился это­го. «На групповых фотографиях, — сообщает ученый, — за­метно стремление Сталина занять такое место, чтобы вы­глядеть выше окружающих». Ну правильно. Всегда, пони­маешь, усаживался в первом ряду. Как будто он, генсек или Верховный главнокомандующий, не мог пристроиться где- нибудь в пятом-шестом с боку, а место в первом уступить Собчаку рядом с Буденным. На Тегеранской и Ялтинской конференциях он, надо полагать, говорил Рузвельту и Чер­чиллю: «Как хотите, господа, а я в кресло подложу подушеч­ку...» Ай-яй-яй, профессор, ведь это плагиат. Еще когда, как мы видели, то же самое гораздо поэтичнее, под гитару, гун­досил покойный Окуджава, как, впрочем, почти все мысли­тели, свихнувшиеся на ненависти к Сталину.

Особого внимания заслуживает здесь покойный гене­рал Волкогонов, сказавший о нем в своей, теперь уже сдан­ной в утильсырье книге «Триумф и трагедия» (не путать с «Трагедией и триумфом» Черчилля!): «физический и нрав­ственный пигмей!» Дело в том, что именно в этой утилькни- ге славного генерала, вкушающего ныне вечное блаженст­во, в первой ее части, на вклейке между страницами 64 и 65, помещена карта из следственного дела Сталина, запол­ненная в 1908 году в бакинской тюрьме. Там среди других примет заключенного, естественно, указан и рост: «174 см». Нормальный для мужчины средний рост. Но генерал, док­тор аж двух наук, смотрел в собственную книгу и видел соб­ственную фигу. К слову сказать, рост Окуджавы, по данным поликлиники Литфонда, был 171 сантиметр.

Нечто подобное фиге видел и одноразовый доктор Собчак и продолжал дудеть в ту же дуду: «Придворные фо­тографы обязаны были снимать вождя только под опре­деленным ракурсом, чтобы был незаметен его маленький рост». Вот так! Чувствуете все то же хлестаковское вдохно­вение, рождающее фантазии насчет супчика? «Откроешь крышку— пар, которому подобного нельзя отыскать в природе!..» Воистину так. Во-первых, кто они, эти придвор­ные фотографы? У Гитлера, например, был такой фото­граф — Генрих Гофман. А у Сталина? Молчит дядя. Во-вто­рых, Сталина снимали в самых разных ситуациях множест­во самых разных фотографов, в том числе иностранных, а ведь всем не прикажешь делать это «под определенным ракурсом». Но главное, в-третьих, тюремные фотографы, как известно, не отличаются любовью к разнообразию, они знают только два ракурса — анфас да профиль, и тю­ремщиков трудно заподозрить в том, что они уже в 1908 году заискивали перед заключенным Джугашвили и при­бавляли ему рост. Так что честному ученому надо бы при­знать: 174 сантиметра.

Фотографов с обязательными приукрашивающими ракурсами Анатоль тоже не сам изобрел, а стянул у Роя Медведева, и без того очень небогатого. Тот в своей кни­ге «Семья тирана», являющейся не чем иным, как свиде­тельством о бедности, уверял: «Не только художники, но и фотографы убирали все оспины с лица Сталина и увели­чивали на несколько сантиметров его лоб». Надо полагать, на сей счет было специальное указание Политбюро, его нарушителям, конечно же, грозил расстрел. Хоть задумал­ся бы о том, что у самого лоб — как сковорода. И что? Чем порадовал Родину за долгую жизнь?

Хотя как автор книги о Сталине профессор Собчак в целом вполне заслуживает той характеристики, которую высказал в своей время общественный обвинитель Е. Фе­тисов («Уж если говорить по-русски прямо...»), но в данном конкретном случае надо признать, что он не просто стянул побрехушку о фотографах, но и развил ее дальше. Такой же пример творческой клептомании дает он и в некото­рых других случаях. Так, не просто долдонит о маленьком росте Сталина, а показывает конкретно, к чему это вело: «На трибуне Мавзолея ему подставляли специальную ска­меечку, чтобы выглядел выше и внушительней. Подстав­ляли скамеечку и при его выступлениях на съездах и со­вещаниях». Интересно, где сейчас эта историческая ска­меечка? Вот разыскать бы! Надо думать, неплохие деньги можно получить за нее на аукционе «Сотби».