Плохая мать

Ляля ушла из кружка. Директор сказал, чтобы она больше не приходила – напугала своими предсказаниями уже всю школу.

Дома она неожиданно перестала вязать салфетки и стала вязать кукол. С длинными черными косами, голубыми или черными глазами, в платьях. Она рассаживала их на кровати и часами могла с ними разговаривать.

Ляля умерла очень тихо и незаметно даже для Алика. Она ничем не болела, ни на что не жаловалась. Он проснулся утром оттого, что в доме было холодно. «Опять печь не растопила, – подумал он, – что за женщина?» Холодно было не только от нерастопленной печи, но и оттого, что Ляля была часов десять как мертва. Алик зашел к ней в комнату – они давно спали отдельно – и замер. Жена лежала в кровати бледная и очень красивая. Шрама было не видно. Совсем. Как будто исчез. Алик заплакал.

Вот за этого мужчину вышла замуж моя бабушка, когда ей было уже под шестьдесят.

– Бабушка, почему ты за него вышла замуж? – спросила я.

– Нельзя стареть в одиночестве, – ответила бабушка.

– Какая разница? – удивилась я. – Ты же не одна. У тебя мы есть.

– Подрастешь, поймешь... Женщине рядом нужен мужчина. Алик меня любит.

– Ты умнее его.

– Да, умнее.

– Ты его не любишь.

– Не люблю.

– Тогда зачем?

– Он любит меня. И тебя тоже. Он позволяет мне заниматься любимым делом и относится ко мне с уважением. Это уже немало. Самое страшное – остаться одной в моем возрасте.

– Бабушка, ты же не одна! У тебя я есть! И мама!

– Дай Бог тебе не узнать, что я имею в виду, – прошептала бабушка.

Алик, которого я называла дедом, и бабушка совсем не плохо жили вместе. Дед и ко мне очень хорошо относился – учил вязать веники.

Он сидел в своем сарае почти безвылазно. Иногда надевал чистую рубашку, застегивал ее до последней пуговицы и шел к соседям. Он появлялся на пороге домов, где жили бывшие ученицы жены, чтобы вручить подарок с того света – от Ляли. Ниночке – на свадьбу, Неле – на рождение девочки, а Наташеньке – с первенцем. Все сбылось.

Я хорошо помню этот дом. Маленький жилой домишко, летняя кухня, зимняя кухня, курятник, огород. Мне там очень нравилось. Я говорила, что хочу к маме, но на самом деле не хотела. Я и представить себе не могла, что когда-нибудь отсюда уеду. До сих пор помню запах дома, какой он на ощупь, какая в комнатах стояла мебель. Помню каждое дерево – две яблони во дворе с побеленными стволами, роскошные черешни – белая и красная – за летней кухней и маленькое хилое деревце, которое бабушка особенно любила, вишня. Под белой черешней всегда насыпали стог сена. Я прыгала с ветки в этот стог. Небольшой по местным меркам огород – картошка, трава. Зато целая «стена» кизиловых кустов. Бабушка не любила готовить простую каждодневную еду. Зато варенья и компоты могла закручивать сотнями банок. Кизиловое варенье мы с ней любили больше всего. И персиковый компот.

Банки сушились на заборе. Машинка для закрутки была самой ценной вещью на кухне. Песок – так называли сахар – мерился мешками. За пенку от варенья можно было отдать жизнь.

Моя кровать – высокая, с фигурной железной спинкой – стояла у той стены, где печка. Бабушка стелила на сетку два матраса, перину, несколько подушек и огромное тяжелое одеяло. Я проваливалась в кровать, с которой невозможно было встать. Хотелось спать, спать, спать... Бабушка работала за секретером. Не признавала письменный стол, хотя он у нее тоже был – вечно заваленный бумагами, ни одну из которых нельзя было выбросить. Самые «важные» тексты бабушка писала на улице в самых неподходящих местах – на разделочном столе, где обычно ощипывали и потрошили кур. На подставке рядом с курятником, где стояли миски с комбикормом...

В деревянном туалете висел портрет Юрия Антонова. А прямо за туалетом пышно цвел розарий. Розы – огромные, на толстых стеблях с мощными шипами, невероятной красоты, нигде не приживались, только там. Ничего не могу с собой поделать – запах роз ассоциируется с запахом компоста.

Дед связал мне персональный веник, которым я мела по утрам двор. Еще я гладила постельное белье в зимней кухне, носила воду, убирала в доме, кормила курей, кошек, которых было штук десять, и старую собаку. Она мучилась кошмарами, по ночам отгоняя лаем одной ей ведомых призраков.

Мыть полы – два раза в день. Промывать землю между половицами. Застилать постель без единой складочки. А сверху обязательно положить кружевную салфетку, связанную Лялей. И на огромный черно-белый телевизор – тоже салфетку. И подмести улицу перед воротами, иначе соседи скажут бабушке, что я неряха. И перемыть всю обувь, которая через пять минут станет грязной. По меркам села я – десятилетняя – вообще ничего не делала.

По выходным бабушка готовила для меня и деда.