Плохие привычки

Пока ребятки лежали без чувств, я сфотографировал их рожи, внимательно слушая рассказ Колузаева. Он, так и не дождавшись возвращения Аллочки, смог развязаться через полтора часа после ухода бандитов и, первым делом вооружившись черенком от лопаты, бросился ко мне домой, чтобы предупредить об опасности. Потому что никаких номеров телефонов его мозг, давным-давно сдавший эту почетную обязанность мобильнику, не помнил, и кража трубки автоматически изолировала Жору от всех друзей и знакомых. К этому времени обварившихся и переломавшихся бандитов уже забрала скорая, а я как раз кормил колбасой своих четвероногих спасателей.

Когда братки у наших ног пришли в себя, я пообещал им гору неприятностей, показал снимки и сказал, что знаю, где их искать, если что, назвав адрес особняка Свина. Очень рекомендовал, чтобы они теперь молились о моей сохранности и безопасности, так как отныне оба — самые вероятные кандидаты на роль подозреваемых в моем несчастном случае, если таковой будет иметь место.

Потом они, лишенные дубинки, кастета и травматического пистолета, убрались, а мы с Жорой зашли ко мне. Там за чашкой чая (для меня) и рюмкой водки (для Жоры) я рассказал об смс-ке и бандюках, ее отправивших. Оказалось, что Огромная Собака давно знакома моему товарищу и Аллочке. Как знакома и всему тамошнему кварталу, где является всеобщей любимицей по причине безграничной доброты, общительного нрава и высокого интеллекта. Принадлежит ласковое создание неизвестной породы с невесомой кличкой Вата ни много ни мало бывшему председателю городского суда.

Вскорости Жора поехал писать заявление о разбойном нападении, а я после душа забылся беспокойным сном, пересыпанным множеством кошмаров, несколькими погонями и одной говорящей собакой, с завязанными глазами взвешивающей на весах правосудия зад чудака в зеленом галстуке…

Пятница началась часов в восемь звонком Слона, который кричал то на меня, сонного, то на продажных полицейских, сытых. Но, вопя на полицейских, он все равно вопил и на меня. Оказывается, Свина утром выпустили. Или даже еще ночью. Потому что в пакетике, изъятом из его машины, оказался не наркотик, а какое-то вещество, которое используют табачные компании в продвинутых фильтрах для дорогих сигарет. Имея целью более качественную очистку дыма от всяких там непонятных смол и понятного никотина…

Я упал бы, где стоял, когда все это услышал. Но валялся в кровати, поэтому травматизма Слон своим заявлением не нанес. Настроение — да, это он помял чуток. Я бы даже сказал, коварно так расплющил. И еще он с ног до головы облил меня какой-то липкой противной растерянностью, в возможность отмыться от которой я даже и не собирался верить.

Эмоции Слона были завязаны на зреющей необходимости запастись вазелином перед очередной встречей с подполковником ФСБ. А мне впору было интересоваться прейскурантом на ведущих кладбищах Ростова. Но вместо этого занятия я пристал к заползшему на кровать котенку:

— Это так получается, товарищ Джин? Вас из рабства выкупили, лампу нашли, потерли ее как следует. Желания в количестве трех озвучили. Что имеем? Ни тебе душевного спокойствия, ни сколько-нибудь приличного богатства, ни даже простой человеческой любви! Я непременно буду жаловаться в профсоюз, — с этими словами я хотел коварно напасть на удивленного Джина, но этот пройдоха отскочил в сторону, потом и сам напал на мою руку, обняв так же крепко, как всевозможные неприятности меня…

ГЛАВА 50

Подбор пословиц

На любой лежачий камень своя виагра найдется.

Анатолий Горбов

Это что-то с чем-то! Мало того что в подброшенном пакетике оказалась «Шиза», которую никогда, иначе как в сигаретах, подручные Свина не продавали. Так еще и пальчики там были его! Свин ходил по гостиной и был очень зол.

Дело его поручили какому-то чересчур молодому и правильному следаку, и тот принялся колоть Свина, невзирая на все рекомендации высокопоставленного начальства. Свин на примере давешнего гаишника даже испугался на первых порах, что это очередной сынок кого-нибудь из звездной элиты. И, если бы он не узнал вскоре полное имя следователя, наверное, до своего освобождения вел бы себя вполне корректно.

Представившийся вначале только по имени-отчеству Евгений Сергеевич был худ, очкаст и серьезен. Костюм болтался на нем, словно знамя на древке, и еще он иногда от волнения сбивался на фальцет. Когда на втором часу допроса он по просьбе Свина назвал свою фамилию, допрос фактически закончился.

Свин перестал отвечать по существу, начал хамить и оскорблять Евгения Сергеевича. Не потому, что тот имел вид зеленого новичка, а Свин устал. А потому, что фамилия у следователя весьма редкая — Отченаш, и толстяк не знал ни одного человека из местных «сильных мира сего» с такой фамилией. Все, что смог сделать Евгений Сергеевич Отченаш в ответ на хамство лысого толстяка — это обидеться и прекратить допрос.