Площадь Борьбы

— Здравствуйте, Сергей Яковлевич! — вежливо сказал он, с трудом разлепляя глаза и запахивая полы халата. — Что-то случилось? Нас куда-то вызывают?..

— Даниил Владимирович! Даня! — закричал Куркотин в трубку. Голос его искажался и был неузнаваемо-хриплым и истошным. — Мне очень нужна ваша помощь! Мне больше не к кому обратиться! Давайте встретимся!

Даня позвонил к себе на работу, что немного задержится, заедет в наркомат. И пошел к Куркотину домой.

Сергей Яковлевич жил в кооперативном доме на Площади Борьбы. Этот скромный газетный волк, как оказалось, был еще и секретарем парткома московской писательской организации.

Даня церемонно поднялся в лифте с зеркалами на четвертый этаж, волнуясь, нажал кнопку дверного звонка. Давненько он не бывал в отдельных квартирах ответственных работников.

Однако внутри квартира Куркотина представляла собой поле битвы.

На полу были густо свалены вещи: пальто, шапки, одеяла, чайники и кастрюли, которые пытались запаковать в узлы из старых одеял, какие-то ящички и коробки, перевязанные бечевкой. Между ними ходил Куркотин в пижаме и ботинках на босу ногу. У него под ногами болталась маленькая девочка, она хотела участвовать в процессе, пытаясь сложить в маленький чемодан своих кукол.

Из кухни вышла хозяйка, тихая полная аккуратная женщина и, еле слышно поздоровавшись с Даней, предложила ему чаю.

— Спасибо, я не хочу, — кланяясь, ответил Даня.

— Давайте-давайте! — вдруг возопил Куркотин своим трубным гласом. — Нам с вами необходимо подкрепиться.

Даня пожал плечами и вошел в кухню.

Там было все то же: открытые дверцы комода, выдвинутые ящики буфета, заставленный бокалами, тарелками и какими-то банками кухонный стол, где жена Куркотина с трудом освободила для них место.

Когда чай наконец был на скорую руку приготовлен, Рина Иосифовна скромно удалилась, плотно прикрыв за собой дверь, а хозяин начал рассказывать «страшные вещи».

— Я вам сейчас скажу страшные вещи, — начал Куркотин, — но я думаю, что вы, с вашим умом, с вашим огромным жизненным опытом, — Даня поморщился, мол, к чему эти церемонии, Куркотин немного запнулся, но тут же, после небольшой паузы, продолжил: — Даня! — торжественно сказал он. — Нужно уезжать и увозить своих близких, немедленно, сейчас, понимаете меня? Немец близко, он на пороге.

Даня смотрел на Куркотина равнодушно, все это не было никаким секретом, сто километров от Москвы, конечно, это близко, но план эвакуации был давно утвержден.

— Да нет, вы не понимаете, — страшно зашипел Куркотин, — завтра, уже завтра все правительство, все учреждения, все министерства, все предприятия в пожарном, срочном, — зашипел он, — понимаете что это значит? — в срочном порядке эвакуируются из Москвы, промедление смерти подобно, поверьте мне, Даня, можно уйти от немцев, но нельзя уйти от погромов, от народных волнений.

— От чего? — удивился Даня.

— Да послушайте вы! — громким шепотом, как бы сорванным от переполнявших чувств (артист, подумал Даня, не зря на митингах в Парке Горького выступает), Даня, послушайте меня — здесь оставаться опасно, в народе растет самый пещерный, дремучий антисемитизм, вот сегодня я иду, забрал вещи, у тещи забрал, мне на улице вслед кто-то шипит: ну что, драпаешь, жидовская морда?

— А теща остается? — вдруг спросил Даня.

Куркотин остановился. На минуту повисла тишина.

— Что вы спросили? — другим, изменившимся голосом сказал он.

— Ваша теща остается или уезжает? — громко и внятно повторил свой вопрос Даня.

— Уезжает, конечно… — сказал Куркотин. — Как же она тут останется одна, старый больной человек. За Любочкой будет там присматривать…

Даня никак не мог понять, зачем Куркотин разбудил его так рано и попросил срочно приехать — в чем, так сказать, была его роль в этой семейной драме.

— Даня, нужно уезжать немедленно! Умоляю вас… — И увидев, что Даня по-прежнему смотрит неподвижно, Куркотин вдруг закричал в полный голос:

— Евреи должны уезжать из Москвы немедленно, понимаете?

Рина Иосифовна испуганно выглянула из-за дверей, но наткнувшись на гневный взгляд мужа, исчезла.

— Вам нужна моя помощь? — вдруг догадался Даня.

Куркотин опять зашептал, что да, да, конечно, ему нужна помощь, ему поручили «на самом верху» организовать срочную эвакуацию писателей, на московских вокзалах хаос, паника, никто вагонов не дает, все нужно решать на месте, а причем тут я, удивился Даня, ну вы же видите, что у нас происходит, я не справлюсь и с погрузкой, и со всем на свете, Даня, умоляю, я нашел в вас настоящего, подлинного друга, Даня опять поморщился, ну простите, Даня, мне больше не к кому, вообще не к кому обратиться, помогите отвезти семью на Казанский вокзал, когда, спросил Даня, завтра с утра, прошу вас, умоляю, и Куркотин встал на колени…

«Может быть, он сошел с ума?» — холодно подумал Даня. Ведь так бывает…