Площадь Борьбы

— Граждане! — невозмутимо заговорил водитель громким поставленным голосом. — Соблюдайте спокойствие! Помогите товарищу, а то будем стоять еще двадцать минут.

Народ, быстро сообразив, что к чему, помог закидать вещи на заднюю площадку. Трамвай, прозвенев, медленно тронулся в сторону Крестовского моста.

Кое-как, с пересадкой, они добрались до Казанского…

Народ уходил из столицы пешком, иногда на гужевом и колесном транспорте. Уходил по восточным направлениям — по шоссе Энтузиастов и Рязанке. Уходил и с вещами, и налегке. Вагонов и грузовиков на всех не хватало. Женщины катили перед собой детские коляски с сумками и чемоданами, держа детей на руках. Мужчины тащили узлы, закинув на спину. В районе Садового все потоки со всех улиц соединялись, и начиналась давка. Даня видел, как обезумевшие люди пытались выкинуть какие-то вещи из грузовика, где ехала явно всего лишь одна семья, и погрузить на грузовик своих.

Там была драка. Милиционер выстрелил в воздух. Закричала какая-то женщина.

Все это было страшно.

Впрочем, думать было некогда. Нужно было скорей перетаскивать чемоданы.

На Казанском стало совсем плохо. Огромный гулкий вокзал был наполнен обезумевшим народом. Пройти сквозь толпу к перронам было невозможно. К тому же не пускали милиционеры и солдаты. Вооруженные люди стояли цепью, рассекая вокзал на две части. За их спинами тоже клубилась толпа, но значительно более редкая — там виднелись какие-то организованные очереди, люди даже ели пирожки, то есть осмысленно чего-то ждали. Здесь — пытались прорваться поближе к цепи солдат.

— Что же мы будем делать? — растерянно спросила Рина, когда он наконец перетащил все чемоданы от остановки.

— Не знаю. Стойте здесь. Сейчас отправим вас в Чистополь.

Выйдя на Комсомольскую площадь, он закурил. Руки тряслись от напряжения, он с трудом зажег спичку.

Очень хотелось повернуться и уйти, в конце концов, он свое обещание выполнил, пусть дальше сами. Но так нельзя. Их тут просто затопчут.

Наконец он сообразил и подошел к милиционеру, который охранял какую-то дверь.

— Товарищ, где стоят литерные вагоны? — спросил Даня.

— Какие? — не понял милиционер. Даня терпеливо объяснил.

Милиционер адресовал его к товарищу в штатском, который вышагивал взад-вперед возле той же загадочный двери.

Штатский выслушал молча и скрылся. Там, за дверью, тоже стоял часовой.

Вышел еще один штатский.

— А вы сами-то кто будете? — лениво осведомился он.

— Я родственник товарища Куркотина, — сказал Даня. — Сам он занимается оргвопросами, а я привез его семью.

— Неплохо… — усмехнулся штатский. — Ладно, сейчас я узнаю, стойте тут.

Писательский вагон находился очень далеко от вокзала, на каком-то семнадцатом пути, идти туда надо было с километр, если не больше.

Небо меж тем потемнело, и посыпался ранний мелкий снег.

На фоне странного темно-малинового неба он смотрелся празднично.

Даня перетаскивал чемоданы уже около часа.

Белая, как скатерть, Рина пыталась успокоить маму и дочь.

— У вас есть еда? — спросил Даня. — И вода… Возможно, вам придется ждать тут до утра.

— Еда есть. Хотите?

— Нет… — сказал Даня. — Я хочу скорей выполнить поручение вашего мужа.

— Даниил Владимирович! — закричал вдруг кто-то у него над ухом.

Скача по шпалам, их догонял Куркотин.

— Господи, как хорошо, что я вас нашел!

— Это мы вас нашли, — уточнил Даня.

— Вы не представляете, что тут творится! — кричал старый газетный волк. — Это какой-то ужас, бардак, это вредительство… Но давайте же я вам помогу.

Вместе с Даней они быстро перетаскали чемоданы к вагону.

Даня, наконец, не выдержал и спросил:

— Зачем так много вещей, Сергей Яковлевич?

Куркотин покраснел и сказал негромко:

— Бог знает, сколько мы будем ехать, бог знает, когда обустроимся. Взяли все, что можно поменять на продукты. Ребенка чем-то кормить надо…

Даня смотрел на Куркотина без неприязни, но с каким-то внутренним изумлением. Но ведь есть же люди легкие, не знающие сомнений, все делающие по наитию, искренне, и все — правильно. Почему же он сам таким никогда не был?