Площадь Борьбы

Все, о чем говорил Куркотин, действительно не было для него секретом. Еще неделю назад Надя, придя из бомбоубежища, рассказывала, как целый час кто-то очень громко и очень нехорошо рассуждал, что евреи бегут из города, оставляя «простых людей» на растерзание оккупантов. Люди слушали потрясенно, задавали уточняющие вопросы, никто не возражал. Когда тревога кончилась и свет зажегся, стали искать говорившего, но его и след простыл. О том, что евреи бегут из Москвы, судачили в очередях. На остановках. Все это было неприятно, но ничего удивительного в этом Даня не находил. Новостью для него в рассказе Куркотина была только дата — эвакуация, например, предприятий легкой промышленности была намечена на конец октября. Он же говорил про ближайшие дни, чуть ли не про завтра.

И самое главное, он никак не мог взять в толк, каким образом спасти семью Куркотина от народного гнева мог он, Даня Каневский.

Но все оказалось проще.

Куркотин просто хотел, чтобы Даня помог его семье доехать до вокзала и погрузиться в поезд. Сам он должен был всю ночь дежурить на Казанском, чтобы, наконец, «выбить писательский вагон».

— Это вы будете выбивать вагон для писателей? — спросил Даня.

Куркотин радостно закивал.

— Даня! — он снова перешел на громкий торжественный шепот. — Я вам найду место! Я вам обещаю. Помогите моей семье, и можно будет ехать в нашем вагоне…

— Ну что вы… — легко сказал Даня и встал. — Мы эвакуируемся совершенно в другой город. Я подъеду завтра рано с утра, я вам обещаю.

Все оказалось совсем не так легко, как он думал, посмеиваясь про себя и выходя в то утро из квартиры Куркотина. 16 октября в шесть утра, как и договаривались, он нажал на кнопку звонка, дверь мгновенно открылась, как будто его тут давно ждали, и Даня ахнул. Вся прихожая и полкомнаты были заставлены чемоданами, баулами, тюками и корзинами. Рина Иосифовна не спала всю ночь, Любочка сидела уже одетая, в пальто и шапочке, тут же была и растерянная теща Куркотина — Ребекка Израилевна.

— Куда же вы едете? — спросил Даня, пытаясь успокоиться и успокоить их.

— Чистополь. Татарская республика, — сказала Рина. — Вы нас простите, пожалуйста. Но у меня безумный муж.

— Он действительно сможет организовать целый вагон? — спросил Даня. — А то ведь писатели не уедут. Весь цвет, можно сказать, социалистической литературы…

— Я не знаю… — прошептала Рина, чуть не плача. — Я только знаю, что нам сейчас нужно оказаться на Казанском вокзале.

Даня поднял первый чемодан и тихо охнул… Вся долгая жизнь Куркотина, показалось ему, была набита в этот чемодан.

— Простите нас… — еще раз сказала Рина.

— Знаете, что… — разозлился Даня. — Давайте договоримся — вы помогаете мне, я вам, и больше никаких изъявлений чувств. А то я все брошу, и на моей совести будет огромный тяжелый камень.

Она кивнула молча.

Даня спустился вниз к лифтеру. Как оказалось, Куркотин еще вчера ночью оставил лифтеру ключи, попросил присмотреть за квартирой, сунул на хранение самые ценные вещи и попрощался. Совершенно он не был безумен, этот Куркотин. «Наверное, главный безумный в этой ситуации — я», — подумал Даня.

Лифтер согласился придержать лифт и предупредить жильцов, пока Даня спускает вещи. Всего было двадцать шесть мест. Пришлось съездить на четвертый этаж второй раз. А потом и третий — уже за людьми.

В опустевшей квартире сидели три женщины — старенькая, средняя и маленькая. Печально тикали ходики. Даня остановил их, тоже присел, и тогда они, вздохнув, сразу втроем, встали и взялись за руки.

Даня пожал лифтеру руку, денег не требовалось, как выяснилось, Куркотин уже сколько-то ему заплатил.

— С богом! — сказал лифтер и перекрестился.

Видимо, он хорошо относился к их семье. Куркотин и его успел вдохновить.

Даня никак не мог взять в толк, почему именно он должен помогать вывозить скарб и семью из этой огромной богатой квартиры, почему именно на его плечи легла эта святая обязанность по спасению советской литературы, мастеров, так сказать, социалистического реализма, но потом плюнул и решил больше голову не ломать.

— Значит так, — сказал он Рине, — послушайте меня. Я переношу вещи к трамвайной остановке, вы стережете все остальное. Нанять и попросить я никого не могу, все растащат. Если будут пытаться что-то украсть, зовите милиционера.

На остановке Дане пришлось оставить Ребекку Израилевну с маленькой Любочкой — тут присматривать за вещами должны были они. Пошел обратно, практически побежал. Двадцать шесть мест он перетащил один за пятнадцать минут. Его слегка подташнивало (с утра не успел ничего поесть, сказал, что торопится на работу), руки отваливались, в голове шумело. Они немного передохнули в ожидании трамвая.

Но дальше все было сложнее. Во-первых, в этот день трамваи ходили редко. А метро не ходило вообще. Даня попытался взять извозчика — и это тоже было невозможно, да и не влезли бы они с вещами.

Когда люди увидели, как он втаскивает первый чемодан в вагон трамвая (нужный номер подошел минут через двадцать), поднялся ропот.

Но Даня вошел в кабину вожатого и быстро с ним договорился, незаметно сунув рубль.