Словно ветку к родимому деревцу, прибило пятидесятилетнего странника к родным мологским берегам: село Верхне-Никульское и его окрестности испокон веку считались мологской землей. Лишь после затопления Мологи эти края вошли в состав Некоузского и Брейтовского районов. Но как невозможно оторванной ветке срастись со своим деревцем, так невозможно китежанину вернуться в родимый Китеж-град, оттого-то отец Павел живет словно в двух измерениях, старом и новом — даже даты всегда записывает по старому и новому стилю.
Отцу Павлу было предложено на выбор три прихода в Некоузском районе: Воскресенское, Верхне-Никульское и райцентр Некоуз. Некоуз ему не понравился. В Воскресенском он сам старосте не приглянулся — маленький, плюгавенький…
— Нам такого не надо, — сказала старостиха. — Нам попа надо представительного, видного, «ражо́го» (то есть красивого).
А в Верхне-Никульское приехал, там староста еще с войны была, Катерина Алексеевна Лебедева, открыла ему храм, и отец Павел перед иконой «Достойно есть» — она стояла в летней церкви — отслужил молебен.
— Так пел, так пел, — вспоминают прихожане, — что староста сказала: «Приезжайте, мы вас возьмем».
В те годы старосты заправляли в церкви практически всем, а священник вроде как был у них «по найму». От старосты во многом зависела регистрация священника на приход в Совете у уполномоченного по делам религии. В Верхне-Никульском этот вопрос благополучно решился, и 7 марта 1960 года управляющий Ярославской епархией епископ Исайя издает Указ:
«Моим определением от 7-го марта 1960 года настоятель Воскресенской церкви села Борзова Рыбинского района священник Груздев Павел Александрович переводится, согласно прошению, настоятелем Троицкой церкви села Верхне-Никульского Некоузского района Ярославской Епархии.
Настоящий Указ вступает в силу после регистрации у Уполномоченного Совета по делам РПЦ по Ярославской области и обязательной явки к Благочинному».
Старинное село Верхне-Никульское до сих пор принадлежит к одному из тех заповедных уголков русской глубинки, которые принято считать «медвежьей глухоманью», но именно эту глухомань выбирали в качестве родовых гнезд богатые русские аристократы, изысканные ценители красоты — а место и впрямь удивительное.
На высоком левом берегу реки Ильдь располагалась когда-то княжеская усадьба — владельцами села Верхне-Никульского и окрестных земель были с XVI века князья Солнцевы. В живописном княжеском парке стоял белокаменный дом классической архитектуры с колоннами и бельведером. Левый берег был «княжьим», а на правом берегу жили крепостные крестьяне. В конце XVIII века последний представитель знатного рода Иван Егорович Солнцев разорился и пропал без вести. Таинственное исчезновение князя вызвало разные слухи и толки среди крестьян, которые уважали своего барина за богатырскую стать и силу.
Интересно, но в XIX веке фамилия Солнцевых вновь озарила историю села Верхне-Никульского, прославив его на весь мир именами братьев-художников Федора и Егора Солнцевых. Были ли они в родстве со знатными владельцами села? Достоверно об этом ничего не известно, так как отец их, Григорий Кондратьевич Солнцев и мать Елизавета Фроловна числились крепостными крестьянами графа Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, который приобрел село Верхне-Никульское со всеми землями и крестьянскими душами в начале XIX века. Сын того самого Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, обер-прокурора Священного Синода, знаменитого собирателя древностей и первооткрывателя «Слова о полку Игореве», который не-мало занимался историей и древностями мологской земли, Иван Алексеевич был образованнейшим человеком и продолжил отцовские традиции меценатства.
Однажды в селе Верхне-Никульском состоялась встреча графа с 11-летним мальчуганом Федором Солнцевым, которая во многом определила жизненный путь будущего художника. Об этой встрече вспоминал сам Федор Григорьевич Солнцев:
«Наступил памятный 1812 год. Началась Отечественная война с Наполеоном. В эту тяжелую годину набор в армию был особенно большой. В селе остались только женщины, старики да дети. Все держали наготове палки, ухваты и прочее, намереваясь с этим оружием встретить грозного неприятеля-француза. Но французы до нашего села не дошли. Только приезжала к нам русская конница, и крестьяне плели для солдат шептуны. Это обувь, вроде крестьянских лаптей из пеньки, теплая и в то же время удобная для ноги в стремени. Припоминаю, что многие ребятишки, в том числе и я, ложились на землю, и нам казалось, что мы слышим гром пушечной пальбы, раздававшийся под стенами сельской белокаменной церкви. Однажды в село приехал граф И. А. Мусин-Пушкин. Увидев меня среди сельских ребятишек, он спросил:
— Ты Солнцев?
— Я.
Он взял меня за подбородок, повертел и, обращаясь к графине, сказал:
— Посмотри, как природа видна.
Что хотел сказать этим граф, я не знаю. Графиня обласкала меня, подарила разных гостинцев и отпустила».