Читаем По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения полностью

В критических и биографических исследованиях о По Бодлер осуждает морализм американцев. Но он не опровергает всех обвинений Гризуолда, душеприказчика писателя. Порой он даже усиливает некоторые и без того карикатурные черты облика По.

Поэт выучился пить так, как старательный литератор упражняется в черновых заметках. Он был не в силах воспротивиться желанию вновь обрести те чудные или кошмарные видения, изощренные образы, которые он повстречал в прошлой буре; его настойчиво влекли к себе старые знакомства, и чтобы возобновить их, он ступал на опаснейшую, но наипрямейшую тропу. Часть того, что сегодня приносит нам наслаждение, его и погубила[657].

«Все рассказы Эдгара По некоторым образом биографичны. В творении скрывается человек.

Персонажи и происшествия окаймляют и драпируют его воспоминания»[658], – утверждает Бодлер, прибавляя к алкоголизму По пристрастие к опиуму. На «нескончаемые упреки американских биографов» он отвечает яростными нападками на материализм Нового Света:

Американец – существо позитивное, гордое своей индустриальной мощью и немного ревнивое к Старому Свету. На то, чтобы смилостивиться над поэтом, которого чуть не свели с ума боль и одиночество, у него просто нет времени. Американец так горд своим величием, так наивно верит во всемогущество промышленности и настолько убежден, что она в конце концов пожрет Дьявола, что испытывает некоторую жалость ко всем пустым грезам. Для начала, говорит он, оставим наших мертвых. Он охотно прошелся бы по одиноким и свободным душам и растоптал бы их так же беззаботно, как необъятные железнодорожные ветки повалили леса, а корабли-чудовища – обломки корабля, сгоревшего накануне. Он так торопится преуспеть. Время – деньги, вот и все[659]

.

Оставить наших мертвых, предать забвению «форму и божественную сущность нашей разложившейся любви»[660] – таково величайшее преступление современного промышленного общества, и одной из первых его жертв пал американский писатель.

Бодлер посвящает целую страницу социальным страданиям По:

Я говорю это, не испытывая стыда, поскольку чувствую, что это идет из глубокого чувства сострадания и нежности: Эдгар По, пьяница, несчастный, гонимый, изгой, нравится мне больше, нежели будь он спокойным и добродетельным, наподобие Гёте или Вальтера Скотта. Про него и определенный класс людей я охотно сказал бы, как закон Божий говорит о нашем Боге: «Он много страдал за нас»[661].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научное приложение

По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения
По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

В коллективной монографии представлены труды участников I Международной конференции по компаративным исследованиям национальных культур «Эдгар По, Шарль Бодлер, Федор Достоевский и проблема национального гения: аналогии, генеалогии, филиации идей» (май 2013 г., факультет свободных искусств и наук СПбГУ). В работах литературоведов из Великобритании, России, США и Франции рассматриваются разнообразные темы и мотивы, объединяющие трех великих писателей разных народов: гений христианства и демоны национализма, огромный город и убогие углы, фланер-мечтатель и подпольный злопыхатель, вещие птицы и бедные люди, психопатии и социопатии и др.

Александра Павловна Уракова , Александра Уракова , Коллектив авторов , Сергей Леонидович Фокин , Сергей Фокин

Литературоведение / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги

Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное