По дороге к счастью

− Я это делаю, а в это время глаза видят степь, уши слышат ее звуки, сердце отзывается на явное, тайное и загадочное в ней, и рождаются мои поэтические строчки. Как хорошо, что никто не мешает мне чувствовать, думать и записывать! Одиночество располагает к творчеству. Вот послушай:

Грудь земле разрывают травы,

Чтоб пробиться на белый свет.

Может быть, они и не правы,

Но без боли и жизни нет.

Екатерина смотрит на дочь и не узнает ее. В каждом слове чувствуется любовь к своему нелегкому труду, увлеченность ее молодой души всем, что ее окружает. Неужели это ее дитя, пылкое, страстное, влюбленное в жизнь, еще и стихи такие хорошие пишет?

− Как ты уже выросла! — только и говорит она.

Людка знает: степь только кажется безжизненной, пустой и скучной. Свои секреты она открывает любопытным, ищущим, внимательным, чувствующим, удивляющимся. Безбрежное степное пространство неприметно, исподволь, как скромная особа с ненавязчивой, спрятанной в глубинах ее души прелестью, влюбляет в себя и дарит то, без чего не рождается ни одно произведение искусства — вдохновение. И строчки в ее блокноте рассказывали о тайнах безводной равнины, дышали волнениями юного сердца и удивляли жизненной философией девичьего ума.

Такого декабря Узбекистан еще не знал. Жгучие морозы загоняли людей в помещения, не выдерживала техника.

Утром, в конце Людкиной смены, на Джаркак нагрянул Мурат Ильхамович, начальник участка. Она и приехавшие на работу слесаря грелись в операторской.

− Здравствуйте! — поздоровался вошедший в небольшое помещение с клубом морозного пара мужчина и после этого обратился к Людке: − Никитина, ты была сегодня на седьмой?

− Была, − ответила Людка, думая о том, что же могло случиться с этой газовой скважиной.

− Точно была? — строго глядя на оператора, опять спросил начальник.

− Была! — упрямо ответила девушка.

− Поехали! — Мурат Ильхамович вышел на улицу, следом за ним вышла и встревоженная Людка. Они сели в авто и поехали.

Когда машина начальника остановилась у подножия оборудования и затихла, Никитина с ужасом поняла, что злополучная скважина заглохла.

− Ну, что скажешь? Была? — пытался получить правдивый ответ от работницы начальник, стоя над покрытым уже снежной шубой отрезком трубопровода.

− Была! — чуть не плача, продолжила талдычить Людка.

− Понятно! — бросил на ходу мужчина, сел в машину и уехал.

А Людка осталась. Да, она утренний обход сделала, но к одиноко стоящей фонтанной скважине не подходила — понадеялась, что с ней все в порядке. А та замерзла, и теперь ее нужно отогреть. Сгорая со стыда, Людка вернулась в операторскую, выпросила у мужчин спички и вернулась к молчаливой крестовине. После многократных усилий ветошь, зажженная Людкой, отогрела трубу на выходе газа, и скважина снова запела свою привычную песню.

За это нарушение трудовой дисциплины Никитину лишили двадцати процентов ежемесячной премии. Она узнала об этом, когда получила зарплату. Никто ей о наказании не сообщил, но она сразу догадалась, за что ей урезали выплату. Больше подобных казусов с девушкой не случалось.

Этот неприятный эпизод никто из сотрудников Никитиной, кроме нее самой, не вспоминал. Но девушка поняла: взрослая жизнь — это не игрушки. Если тебе доверили ответственное дело, то и относись к нему серьезно.

Работницей Людка числилась старательной, и за честное и добросовестное отношение к труду уже к Международному женскому дню была награждена ценным подарком.

Глава 27

Семейное огорчение

Весна 1970 года сначала нахохлилась угрожающими тучами, залила надоедливыми дождями степь, поселок, закачала обнаженные ветви деревьев неласковым ветром, но затем скинула мрачный наряд, засияла щедрым весенним солнцем, и земля высохла, задышала успокоенно, ровно. Отдохнувшая за зиму, накопившая силу и соки, медленно, но уверенно природа занялась своим обычным делом: все, что было можно, щедро покрыла свежей зеленью, усыпала серую поверхность степи недолговременными алыми маками, а затем, к началу лета, самозабвенно натрудившись, приготовилась наслаждаться картинами своих стараний и художества.

Весеннее движение природы всегда приводило Людку в возбужденное состояние, требующее выхода. Вот и теперь она говорила громче, пела душевнее, смеялась заливистее. И потертый поэтический блокнот открывала чаще. И все у нее шло хорошо, но однажды семью потрясло из ряда вон выходящее событие: исчезла Валька. Пошла в магазин и не вернулась. Не пришла вечером, не ночевала, не обнаружилась и утром.

− Куда она могла деться? — встревоженно спрашивала у детей и мужа Екатерина, как будто они могли знать. — У нее деньги только на продукты. Куда она могла запропаститься?

− Я спрошу у ее подруг, − предложила помощь в поисках сестры Людка. — Девчонки, думаю, расскажут, если что знают.

− Милицию пока привлекать не будем, − твердо заявил Николай. — Подождем, может, в скором времени эта с…а объявится.

− Отец, думай, что говоришь, − видя нахмуренные брови мужа, недовольно сказала Екатерина. — Это твоя дочь.