По Южной и Центральной Африке

Я решил обследовать окрестности и заночевал в лесу в нескольких милях от лагеря. Помню, там были очень высокие деревья, не менее 20 метров в высоту, которые голландцы именуют «дикой сиренью», а бамангвато «мóча». Меня поразило обилие красных орхидей. Возле водоема я увидел множество следов газелей, антилоп куду, жирафов, буйволов, слонов, а также хищников: львов, леопардов, гиен, шакалов. Мне захотелось поохотиться по-настоящему, и я решил устроить здесь ночью засаду.

Прежде чем отправиться в лес, мы возвели вокруг фургонов хорошую ограду. Тениссен обещал быть настороже и отразить нападение львов, если только они появятся.

За час до захода солнца мы с Питом вышли в путь, чтобы засветло поспеть на облюбованное место. Представьте себе теперь довольно большую прогалину в лесу (примерно 400 метров в окружности), кое-где заросшую высокой густой травой. Прогалина была на 3 метра ниже почвы, также заросшей высокими переплетавшимися растениями. В центре ее была лужа с дождевой водой, по-видимому, оставшаяся от озерка, всего несколько месяцев назад занимавшего всю прогалину. На западном берегу высилось могучее дерево, а в пятнадцати шагах от него — другое, почти десятиметровой высоты, под которым красовался огромный термитник, частично опиравшийся о мощный ствол. Нижние ветви дерева склонялись чуть ли не до самой земли; они могли надежно скрыть охотников. Собрав валежник, мы сделали невысокую ограду и с большим удобством расположились под деревом на огороженном пространстве.

Пит еще никогда не бывал в засаде ночью, и я спросил его, не захочет ли он спать. Он уверил меня, что все будет в порядке. К заходу солнца наши приготовления были закончены, ружья заряжены. По совету Пита мы срезали несколько тонких и длинных веток терновника и покрыли ими изгородь сверху. Теперь мы могли чувствовать себя в полной безопасности. Некоторое время над нами еще щебетали запоздавшие в свои гнезда птички, но скоро и они угомонились. Наступила полная темнота, и тогда издали донесся лай шакалов, возвестивший, что настал час, когда звери идут на водопой и хищники готовятся к разбойничьим набегам.

Мы терпеливо ждали. Пит по привычке устроился полулежа, я же присел на корточки, надеясь, что в такой позе будет легче преодолеть сон. Примерно с полчаса мы прислушивались, изредка обмениваясь короткими замечаниями, но потом я решил, что лучше молчать. Вскоре послышался какой-то странный шум. Я осторожно поднялся и выглянул за ограду, но ничего не увидел. Шум повторился. Вскоре я понял, что это просто-напросто храп. Пит безмятежно спал, широко открыв рот. Я разозлился, растолкал его, отругал, и он, поклявшись, что больше ни за что не заснет, тотчас же захрапел опять.

Часам к десяти вечера прогалина озарилась слабым сиянием луны, и тут я услышал глухой гул. Казалось, что с западной стороны приближается, табун лошадей. Я схватил ружье и выглянул в просвет между мимозой и термитником. Гул усиливался с каждой минутой, по-видимому, приближались зебры. И в самом деле: спустя четверть часа я увидел при свете луны на прогалине двух зебр. Останавливаясь едва ли не после каждого второго шага, они внимательно прислушивались. Весь их настороженный вид говорил об этом. Вскоре появилось и все стадо, состоявшее не менее чем из двадцати животных.

Я никак не мог решить, стрелять ли мне немедленно или прежде разбудить Пита, чтобы и он мог сделать выстрел. Зебры тем временем замерли на прогалине без движения, словно изваяния. Но эту прелестную картину я наблюдал не более двух минут. В тишине ночи Пит завернул носом такую руладу, что я содрогнулся: что если эту музыку услышат зебры, стоящие всего в семи шагах от нас? Я растолкал Пита. Тот спросонья ухватился за непрочную ограду, и она, не выдержав его тяжести, повалилась. Я подхватил Пита, опасаясь, как бы хруст валежника не спугнул зебр, но было поздно! В мгновение ока они повернулись кругом и исчезли с такой быстротой, что я не успел и подумать о выстреле.

Пит улегся и опять захрапел. Наступила полночь, все было спокойно. Наконец, примерно в час ночи, я услышал рев, доносившийся с северо-западной стороны и как будто приближавшийся. То было стадо буйволов. Однако животные почуяли нас, прошли мимо и остановились у соседнего водоема, шагах в пятистах. Я хотел, чтобы Пит услышал, как ревут буйволы, и приподнял его.

— Коровы, коровы с телятами, — лепетал он сквозь сон. — Тениссен их плохо привязал.

Он упал на землю как труп и уснул еще раньше, чем я перестал смеяться.

Я устал, дремота начала одолевать и меня. Но тут мое внимание привлек новый шум, напоминавший сильный ветер. Минут двадцать я раздумывал, что бы это могло быть? Наконец словно затрубили в большую трубу, и я понял, что у соседнего водоема собрались слоны, что они купаются, поливают друг друга водой и при этом шелестит высокая густая осока. В сильном волнении я схватил Пита за руку, стараясь растолкать его, но он остался верен себе.

— Да, да, — бормотал он, — укройтесь получше, поднялся страшный ветер!

Наконец мне удалось растолковать Питу, в чем дело.