По Южной и Центральной Африке

После обеда я предпринял более продолжительный поход. Мне хотелось пойти по равнине на юг, найти селения матабеле и места, где они добывают соль.

Едва мы отошли от фургона, как подняли стадо зебр, в таком смятении бросившихся по направлению к реке, что мне казалось, вот-вот они слетят с крутого обрыва вниз. Но внезапно животные остановились, свернули в сторону и сбежали по узкой тропинке. Издали зебры кажутся значительно больше, чем они есть на самом деле: у них чрезвычайно развиты голова и шея; эти животные настолько упитаны, что их не трудно догнать на лошади. Масарва и макалахари называют зебр «кваги», имитируя их крик «кваг-ге», где первый слог звучит намного короче второго.

Чем ближе подходили мы к селению матабеле, тем осторожнее себя вели, а так как на равнине не было укрытий, мы повернули на запад и спустились в высохшее русло реки, которое вело к Нате. Я решил, что это один из ее рукавов.

Наконец мы увидели поселение матабеле; оно было покинуто хозяевами. Посреди высохшего русла находилось несколько довольно глубоких резервуаров, скорее луж, наполненных до краев розовой и темно-красной жидкостью, чрезвычайно соленой. Земля вокруг была покрыта толстым слоем соли, пласт сухой глины толщиной 3–5 сантиметров усыпан очень красивыми кристаллами. Тут же валялись и колья, которыми, как видно, матабеле выламывали соль. Так как они ушли, можно было, не опасаясь нападения, спокойно осмотреть место добычи соли.

В глубину соляные лужи достигали не более полуметра, в ширину — 10–15 метров, в длину — 10—300. Слой соли достигал толщины 8 сантиметров и связывал края луж наподобие прочной ледяной коры на глубине 15–20 сантиметров под поверхностью жидкости. Когда входишь в лужу, создается впечатление, будто стоишь на иголках, ноги мгновенно покрываются белым налетом. Эти места не посещали ни звери, ни птицы — здесь для них было слишком много соли. Мы набрали столько кристаллов, сколько могли унести, а на следующий день я вновь послал Пита и Мерико[28] за солью, необходимой в нашем хозяйстве.

На обратном пути нам повстречались стада прыгунов и полосатых гну; возле неглубоких пресных водоемов на берегу Наты, где росла особенно высокая трава, мы заметили львиные следы. Они были совсем свежие, это дало основание предположить, что вниз по течению Наты обитает множество львов, которые регулярно приходят к водоемам утолять жажду и охотиться. Внезапно Тениссен[29]

увидел на другом берегу антилопу стейнбок и мастерским выстрелом с расстояния 250 метров убил ее. В тот же вечер я разбросал возле нашей стоянки отравленное стрихнином мясо, рассчитывая заполучить таким образом несколько шакальих шкур, но утром нашел в кустах только четыре скелета: отравленных шакалов сожрали их же сородичи; на следующий день мы обнаружили и трупы самих обжор.

Низовья Наты покрыты густым пальмовым кустарником, здесь растут и многочисленные баобабы, чувствующие себя в просоленном грунте не хуже, чем на хорошо удобренной почве.

Утром 3 июля мы покинули нашу стоянку в мимозовой рощице и отправились в путь по левому берегу Наты, против ее течения. Передвигались с трудом: под ногами был глубокий песок. По пути нам встретилось стадо зебр. Желая испытать свои охотничьи способности, Тениссен подполз к ним по густой траве шагов на пятьдесят и выстрелил. Пуля попала по назначению — одна из зебр упала, но сразу же вскочила, пробежала метров 10 и свалилась вновь. Мы все подбежали к ней, и Пит схватил зебру за голову; это едва не обошлось ему слишком дорого: хотя зебра уже испускала дух, она все же сделала попытку укусить Пита, но, к счастью, не смогла дотянуться до его руки. Мы немедля принялись свежевать тушу и унесли все мясо, за исключением шейной и грудной части, намереваясь провялить его. Вскоре нам удалось найти в густом лесу удобное место для лагеря. Там я начисто выскоблил шкуру и обработал череп убитого животного, а Тениссен и Пит занялись мясом. Они разрезали его на длинные узкие полосы, чтобы потом подвесить. Вооруженный мушкетом Мерико присматривал за волами.

Нигде не обнаружив львиных следов, мы соорудили вокруг лагеря низенькую ограду. Ночь обещала быть холодной, резкий ветер заставил нас держаться у костра. Когда наступила полная темнота, я уже начал сожалеть о том, что мы не построили более надежной ограды, и утешался мыслью, что шкура зебры к утру просохнет и мы уйдем отсюда. К восьми часам вечера начал моросить дождь; деревья шумели вершинами; все предвещало неприятную ночь.

Внезапно мы все вскочили: нас напугало беспокойное мычание волов. Они шарахнулись в сторону и, разломав ограду из валежника, бросились бежать. Нигер вскочил и бешено залаял, а вторая собака, скуля, забилась под фургон. Мы решили, что через ограду перепрыгнул лев и, может быть, даже не один. Недаром оставшиеся на месте волы сбились в кучу, стуча копытами и не переставая глухо реветь.