По Южной и Центральной Африке

Тропа, по которой мы шли, вела в резиденцию Мо-Панзы. По ней наши африканцы возвращались к нам, а потому мы знали, что на этом пути лежит селение машукулумбе. Чтобы обойти его, нужно было сделать большой крюк. Только после этого можно было вернуться на тропу и следовать дальше на юг.

Чтобы воспользоваться преимуществами, которые мы завоевали, переправившись через Луэнге, я решил, что сделаю полуторачасовую остановку, лишь отдалившись больше чем на 5 километров от Касенги, а затем продолжу путь при свете дня. Этот короткий отдых пришелся всем по вкусу. Предосторожности ради мы развели только небольшой костер. К этому времени мы уже миновали пожарище и находились в лесистой местности, поросшей высокой травой. Африканцы быстро нарезали травы для постели моей жене. Как только она была готова, все заснули как убитые, кроме меня и Лееба, взявших на себя охрану лагеря. Лес был очень густой, к тому же мы находились в низине. Поэтому, хотя становилось все светлее, у нас был плохой обзор. Я уже начал думать, что мы находимся вдали от человеческого жилья и можем отдохнуть еще часок, как вдруг ушей наших достиг отдаленный петушиный крик В мгновение ока мы разбудили товарищей и уже несколько минут спустя двинулись дальше.

Мы очень часто наталкивались на скрещивающиеся тропы и находили на них следы людей и собак, оставленные накануне. Судя по их направлению, можно было пред полагать, что левее (к востоку) находится селение. Мы свернули направо и с большой осторожностью продолжали марш. Теперь тропа пролегала через необыкновенно густой, зачастую совершенно непроходимый подлесок. Шли мы в таком порядке: европейцы — посередине, двое африканцев — в авангарде, двое других составляли боковое охранение слева и еще двое — справа. Я велел африканцам не терять нас из виду и с помощью знаков, а также условного свиста и сигналов сообщать о том, что они увидят.

Так мы достигли латеритовых холмов, покрытых лесом. Тропы и следы сбивали нас с толку, и в результате мы очутились между несколькими селениями. Теперь необходимо было соблюдать величайшую осторожность, и я подозвал к себе всех участников экспедиции. Сделав не сколько шагов вперед, мы останавливались и прислушивались. Не заметив ничего подозрительного, опять делали несколько шагов. Ветви кустов мы раздвигали осторожно, чтобы не производить шума, а тропу, прежде чем ступить на нее, очищали от сухих веток и листьев. Кое-где мы шли по дорожкам, проложенным стадом коров.

Нам не приходилось опасаться машукулумбе, этих любителей поспать, но у них ведь были четвероногие стражи. К тому же наши псы могли подхватить лай чужих собак и выдать нас. Я велел ободрать с куста кору и сделать из нес поводок, на котором мы и повели собак. В то же время я приказал африканцам внимательно следить за животными и сразу же зажать им пасти, если они навострят уши, услышав лай. Часто приходилось ползти на четвереньках. Когда до нас доходили голоса из соседнего селения, мы быстро ползли вперед, а в тот самый миг, как разговор прекращался, прижимались к земле и двигались дальше, лишь когда он возобновлялся. Наконец, часам к восьми утра мы спустились с латеритовой возвышенности и обнаружили несколько троп, ведущих к югу. Мы выбрали самую западную, чтобы возможно скорее достигнуть Кабораманды.

Около полутора часов мы шли под тенистыми мимозами, но за это время нам несколько раз пришлось отдыхать из-за боли в ногах. На одной остановке у ямы с водой, которая была очень кстати, мы наткнулись на большое стадо антилоп канна. Животные оказались очень доверчивыми, так что мои люди, которым я, естественно запретил стрелять, хотели копьями заколоть теленка. Но я не позволил и этого, ибо не следовало совершать бессмысленное убийство: необходимо было как можно быстрее двигаться вперед, а о том, чтобы жарить мясо, нельзя было и думать.

Чем дальше, тем труднее нам становилось идти, тем чаще приходилось отдыхать, тем громче звучали жалобы. Голод, усталость, боль и безразличие, вызванное лихорадочным состоянием, боролись не на жизнь, а на смерть с чувством самосохранения и нашей энергией.

Около полудня мы достигли пальмового леса, как мы полагали, каборамандского.

Сладковатая мякоть пальмовых плодов не утолила наш голод: они были еще незрелыми и принесли только вред.

Из всех резиденций правителей машукулумбе, которые мы должны были миновать на обратном пути, больше всего следовало опасаться Кабораманды. Между тем, на беду, именно в окружавшем ее пальмовом лесу моя жена, не выдержав страшной боли в израненных ногах, села на землю не в силах сдвинуться с места. Обмотки на ее ногах давно пришли в негодность, босиком же она не могла ступить и шагу. Я снова оторвал несколько лоскутков от куртки и добавил к ним рубашку, чтобы сделать обмотки для всех.

Тот миг, когда бедная жена моя опустилась полумертвой на землю, никогда не изгладится в моей памяти. Это был самый печальный эпизод и без того трагического возвращения. Я все еще слышу ее крики отчаяния.

— Не могу больше, бог мне свидетель! Не могу! Господи, сжалься надо мной!