По Мещёрскому краю

Когда солнце скрывается за верхушками сосен, Кадь погружается в сумерки. Это очень здорово – сидеть на берегу и слушать, как медленно замирает лесная жизнь. Смолкли кузнечики на соседней поляне, попрятались в густые заросли травы лёгкие стрекозы, одна за другой устало замолкают птицы. Только дрозд никак не может успокоиться — видно, не успел умаяться за долгий летний день. Тихо и спокойно кругом. И тебе почему–то тоже удивительно спокойно. И не хочется никуда идти и ни о чем думать, а просто вот так бы сидеть на бревне и ощущать всеми клеточками своего тела охватившее тебя блаженство — и эту тихую вечернюю прохладу, и монотонный плеск воды, и погрузившуюся в сумрак Кадь, в заводях которой водятся трудолюбивые бобры. И грустно становится при мысли, что не родился ты в этой вот сказочной глуши и что не суждено тебе вечно испытывать это непередаваемое блаженство, которое, увы, слишком мимолётно для нас, горожан, чтобы познать его в полную меру. И тоска охватывает тебя, как будто ты только что встретился с хорошим и надёжным другом и тотчас же должен с ним расстаться.

По обоим берегам Кади тянутся леса: то сухие сосновые на песчаных пригорках, то ольховые и берёзовые по низинам и лощинам, то дубовые с подлеском из орешника и осинника. Мы идём по лесной тропинке вниз по Кади и собираем грибы. Это похоже на сказку — прямо к тропинке подбегают из лесной чащобы жёлтые маслята, красноголовые подосиновики, коричневые подберёзовики на тоненьких ножках. Но их никто не трогает, потому что по мещерским понятиям есть только один настоящий гриб, который стоит брать: это белый. Боровики стоят тут же на обочине дороги во весь рост и во всей своей красе, не думая скрываться от посторонних взглядов: ну кому они нужны в этой глуши?

Грибы в Мещере растут в самых неожиданных местах — и на полянках, и на дорогах, и на берегах рек. Едешь на лодке по Пре, а на тебя весело глядят сдвинутые набекрень шляпки боровиков. Не случайно некоторые местные жители наловчились собирать грибы с лодок. Вооружаются длинными палками с железными крючками и плывут вдоль берега. Увидят гриб, подцепят его крючком — и в лодку. Обратно возвращаются с полным, что называется, кузовом.

В летние месяцы по всей Мещере начинается грибная лихорадка: и стар и млад–все отправляются за грибами. Полчаса побродят—и ведро с верхом. Конечно, одни белые. Однажды мы отдыхали на деревянной скамейке, сооружённой лесником у дороги. Неожиданно подошёл грузовик. Шофёр остановил машину, взял ведро и прямо с подножки шагнул в лес.

Минут через пятнадцать возвращается.

— Ну что, набрали? — спрашиваем.

— Да вот собрал немного, — и протягивает ведро, полное грибов.

Грибная лихорадка передаётся и туристам. Плывут по мещерским рекам туристские флотилии, обвешанные гирляндами сушёных грибов.

Чем дальше по течению Кади, тем все более извилистым становится её бег. Нам надоедает пробираться сквозь лесной бурелом, и мы поднимаемся выше, на песчаный остров, вдоль которого, извиваясь ужом, бежит лесная дорога. Мы знаем, она ведёт на кордон лесника, о котором нам ещё в Рязани говорили, что во всей Мещере нет места тише и красивее. Кордон появляется неожиданно — сосны вдруг расступаются, и мы выходим на обширную поляну. Справа, у самого берега Кади, теперь довольно широкой и полноводной, приютились домик лесника и хозяйственные постройки со скворечниками на длинных шестах. Прямо к стене дома прибита дощечка: «Кордон Платунина». Так звали первого хозяина кордона, прожившего в этих местах более сорока лет. Теперь здесь живёт другой лесник, но название кордона осталось прежним. Как и сорок лет назад, все называют его кордоном Платунина.

Сосновый бор обступает поляну со всех сторон, оттесняя дом лесника к самой Кади. У другого берега река намыла песчаную косу из чистейшего песка, как будто просеянного через мельчайшее сито. Под обрывом–деревянные мостки и дощатая лодка, привязанная к столбу. Чуть в стороне от кордона под корнями дуба родник с удивительно прозрачной и вкусной водой. Заглянешь в него и видишь, как на дне вокруг старого, обвешанного гирляндами пузырьков корня ведут хороводы крохотные песчинки.

Где–то в лесу, по ту сторону реки, монотонно звенит колокольчик. Это хозяйская корова бродит по лесу. Звук то замирает, то снова доносится до нас. Коров здесь никто не пасёт. Они сами ищут себе пищу, сами приходят домой на дойку и снова уходят в лес. Бывает, пропадают на день и два, но по звуку колокольчика их все равно нетрудно отыскать.

Вдоль обоих берегов Кади нескончаемой вереницей тянутся сосновые боры, наполненные хмельным, пьянящим запахом смолы. Войдёшь в такой лес, и вдруг вырастают перед тобой стройные сосны с причудливыми надрезами. Солнечные зайчики, с трудом выпутавшись из густой хвои, легко скользят и по бронзовым стволам, и по шишкам, устилающим землю, и по янтарным каплям смолы, медленно сползающим вниз в жестяные чашки. Живица!..