По пути в Лету

После некоторого расцвета начала 2000-х мы снова стали стремительно тупеть и быдлеть. И неудачный всплеск протеста, похоже, только ускорил этот процесс… Большинство людей поняло, что цивилизованно, по-человечески здесь ничего не сделаешь, и снова, как в 90-е, большинство стало звереть. Перед парнями снова открылись лишь две дороги: в менты или в бандиты. И, кстати, в отличие от 90-х, теперь стать ментом уже не «западло», это престижно. Тем более и грань между ментами и бандитами стирается всё сильнее; приблатнённость вновь вошла в моду, и её усердно демонстрируют персонажи на самом верху вертикали.

Мир бандитов и ментов – жестокий мир. И что делать тем, кто традиционно является их добычей?.. В отличие от сталинского времени, у этой потенциальной добычи в 10-е годы XXI века есть одно преимущество – сухари теперь можно не сушить, а купить в любом супермаркете. Там с любым вкусом. Минус же в том, что при той скорости, с какой нынче происходят задержания, даже стоящий у порога чемоданчик с сухариками схватить вряд ли успеешь.

Май 2013

В давильне

Я редко хожу в суды, хотя всё больше моих знакомых и тех, кого я знаю и кому симпатизирую в их общественной деятельности, попадают в заключение.

Правда, нас всячески пытаются уверить, что подследственный, это ещё не осуждённый, но мы видим, что жизнь в СИЗО, скорее всего, тяжелее, чем в колонии. Может, у подследственного больше надежды на обретение свободы, чем у того, кому приговор вынесен, хотя вряд ли: оправдательных приговоров в последние годы почти не случается.

Достаточно разок побывать в здании суда, чтоб убедиться – они не храмы правосудия, а почти те же тюрьмы. Входишь, обшмонанный, и попадаешь в длинные коридоры, по которым ходят-бродят, болтая дубинками, судебные приставы, очень похожие на надзирателей. «С дороги!.. Съёмка запрещена!.. К стене!.. Воды нет!..» Формально свободный, за стенами этого учреждения, чувствуешь себя потенциальным обитателем мёртвого дома. Вот шагнёшь не туда, достанешь фотокамеру, и повезут тебя в камеру тюремную…

Весной я решил побывать на заседании по делу Леонида Развозжаева. Заседание проходило в Басманном суде города Москвы. Приехал вовремя, постоял на крутой лестнице в очереди на досмотр… Во время досмотра, охранник, покопавшись в сумке палочкой, среди запасных зажигалок, блокнотов и прочей мелочовки, разглядел красную корочку.

– Адвокат? – насторожился он.

– Нет.

– А кто? Что за удостоверение?

– Член Союза писателей.

– Журналист? – настороженность охранника сменилась тревогой.

– Не совсем.

Пропустили.

В узком коридоре стояли люди. Десятка три. Мест на жёстких лавках хватило единицам. Остальные мялись вдоль стен. Я стал мяться тоже.

Часа через полтора захотелось курить и пить. Спросил у охранников, есть ли где выпить воды. Они удивились такому вопросу, даже дар речи не сразу обрели. Наконец сообщили, что нет.

Долго не решался выйти на улицу. Но – вышел. Покурил, нашёл ларёк, купил воду. Тут же открыл, сделал несколько глотков. Вернулся.

Снова досмотр. Увидели бутылку.

– Что это?

– Вода.

– А почему открыта?

– Пил на улице.

– Открытую проносить нельзя.

– Да я только что выходил. – Я стал раздражаться. – Ещё спрашивал у вас про воду!.. Можете понюхать – простая вода. «Бонаква».

Пропустили, как будто сделали великое одолжение.

Снова ожидание. Попытки людей сфотать друг друга пресекались угрозами вывести их из здания. Тем, кто слишком часто курсировал меж зданием и улицей, говорили:

– В следующий раз можете и не войти.

И тут одна из дверей открылась, в коридор быстро вывели Леонида Развозжаева и в тесном кольце конвоиров почти поволокли вверх по лестнице. Прямо как какого-то маньяка-людоеда.

Люди даже опомниться не успели, а когда опомнились и ринулись вслед за ним, путь им перекрыли охранники:

– Стоять! Нельзя!

Выждали минут десять и тогда уж пропустили.

Я не был в числе первых, поэтому когда добрался до того зала – крошечного кабинетика, – в котором должно было начаться заседание, все две или три лавки в нём были заняты… Позже меня пропустили лишь парня, который махал какой-то карточкой и кричал:

– Пресса, пресса!

Я пожалел, что не подтвердил во время первого досмотра, что я журналист. Может, сидел бы сейчас в зале, и всё бы увидел, услышал… Хотя как тому, кто пробует писать прозу, и в таком положении есть свои плюсы – я видел оскорблённых людей, оставленных в коридоре, слышал их слова про наши суды и про всё прочее.

А потом я поехал домой. Смысла долго торчать перед закрытыми дверями не было. Всё ясно.

С тех пор прошло месяца два, и я снова оказался в суде. На сей раз в Чертановском и не совсем как частное лицо. Я выступил поручителем по делу Даниила Константинова, оппозиционного активиста, которого (первым) обвиняют не в чем-то бредовом вроде организации восстания в Калининграде, а в конкретном убийстве.