По серебряному следу. Дворец из стекла

Дворец из стекла

Путешествие по зазеркальному миру

Посвящается Кейту Джону Мастророкко, вдохновителю этой истории

Бокал, что одаряет свинцом и золотом

Снег шел всю ночь. Он кружился над Лондрой такими густыми хлопьями, словно звезды падали с неба, чтобы к вечеру Рождества город засиял. Снег укрыл мощенные булыжником улицы ковром, приглушающим все звуки пробуждения Лондры. Снежный покров был до того мягким, что Табета почти не замечала, как холодно ногам в стоптанных башмаках. Она шла на берег реки теми же узкими улочками, какими ходила каждый день, но этим ранним утром обшарпанные дома по обе стороны так и просились в витрину какой-нибудь пекарни: крыши покрыты глазурью, а трубы выдувают в медленно светлеющее небо сахарную пудру. На секунду Табете даже поверилось, что, растаяв, снег унесет с собой все прикрытые им сейчас гнусности и горести. Может, тогда Лондра окажется наконец тем сияющим магическим местом, о котором мать рассказывала ей каждый вечер, когда они еще жили в приморской деревне.

Табета все реже вспоминала о том времени. Продуваемые сквозняком лачуги на берегу серого моря, она помогает отцу латать сети, на дощатом дне его лодки испускает дух рыба заодно с морскими звездами и малюсенькими морскими коньками – все это казалось теперь таким же нереальным, как и заснеженные дома у нее на пути. Вскоре после того, как ей исполнилось семь лет, отец утонул, а мать собрала вещи, чтобы начать новую жизнь в Лондре, далеком наполненном светом и смехом городе из ее рассказов. Но очень скоро выяснилось, что свет и смех – дорогое удовольствие и позволить его себе могут лишь богатые жители Лондры.

Спустя два года после переезда мать умерла. В конце концов она и сама стала не более чем одной из своих любимых сказок – слишком прекрасной, чтобы сбыться в той нищете и беспросветности, которые с тех пор познала ее дочь. Сироте выжить в Лондре нелегко, однако через три дня Табета Браун отметит свой пятнадцатый день рождения. Она пообещала себе к празднику маленький кусочек пирога, но на такую роскошь нужно еще заработать.

По мере того как она взрослела, жить становилось легче. В первые годы без матери Табета часто голодала так, что временами ее подмывало вернуться в родную деревню. Но потом она вспоминала, как дед кричал там на мать, а ее саму бил жесткой ладонью по лицу или палкой по спине. Нет. Жизнь трудна везде, и теперь ее дом в Лондре.

Подняв с земли камень, Табета отогнала тощую кошку от растянувшейся на снегу маленькой фигурки. Тоненькие ручки и ножки хоба задеревенели от холода. Этих крошечных мужчин и женщин, что в бедных, что в богатых кварталах Лондры, было почти так же много, как мышей и крыс. Хобы вырастали не больше ворон и порой бывали довольно брюзгливыми, но трудились они прилежно. В оплату за услуги они обычно просили какие-нибудь обноски, чтобы сшить себе из них одежду, немного еды для семейства – а оно, надо признать, могло оказаться довольно большим – и приют под лестницей или в шкафу. Хобы работали в ресторанах, на фабриках и в богатых усадьбах на другом конце города, однако заслуженную благодарность получали не всегда, и многих из них находили на улицах мертвыми, особенно зимой.

Этот хоб еще дышал, и Табета прислонила крошечное создание к витрине какой-то лавки, надеясь, что тепло, проникающее сквозь стекло, его отогреет.

Вскоре после смерти матери она работала на одного трубочиста, ей приходилось взбираться по трубам, и ее худые ноги постоянно были в копоти и шрамах. Она не сомневалась, что закончит жизнь, как и все другие дети, вынужденные служить у трубочистов. В конце концов они обязательно срывались и ломали шею. Но этого не случилось, потому что одно семейство хобов помогло ей бежать. Она всегда помнила их доброту.

Трубочист так и не заметил, что Табета – девчонка. Выжить в Лондре было трудно всем, но женщинам – почти невозможно. Печальным тому подтверждением служила несчастная судьба ее матери, и поэтому Табета носила короткую стрижку и одевалась как мальчишка. Поначалу она тосковала по длинным волосам и платьям, но теперь уже предпочитала брюки и рубашки – хотя приходилось напяливать на себя все больше слоев лохмотьев, чтобы скрыть грудь.

Пятнадцать… Нет, намного легче жизнь не станет.

По дороге к крутой лестнице, ведущей на илистый берег Темзы, Табета обнаружила еще троих хобов, а у самых ступеней нашла преждевременный рождественский подарок – сверкавшую в снегу монетку. Обычно начало дня наводило на Табету тоску, но этот день начался хорошо. Возможно, теперь она даже купит наконец пару старых ботинок у одного лепрекона, живущего под лестницей театра, где она ночует на продуваемом всеми ветрами заднем дворе.