По Северо-Западу России. Том I. По северу России

Легко, конечно, относиться саркастически к этой скудости и угрюмости страны двухмесячной ночи; наезжающим легко судить о том, что измаянный работой, часто становящийся лицом к лицу со смертью в океане, со смертью в становище в образе цинги или скорбута, помор — лишнее выпьет. Но что за сила воли таится в этих людях; каких только подвигов нельзя ожидать от них! В 1850 году в «Архангельских Губернских Ведомостях» было напечатано, что кемский мещанин Михаил Никитин вдвоем с женой ходил на шняке на Новую Землю. В тридцатых годах умер тот Старостин, который проводил зимы на Шпицбергене в течение целых сорока лет. Это ли не люди, это ли не характеры, это ли не моряки?

Типы поморов.

Существует любопытное местное предание, напоминающее отчасти легенду о Вильгельме Телле; это — рассказ «О сорока рукавицах». Дело в том, что шведы пришли по обыкновению на реку Ковду грабить; чтобы добраться им до села, нужно было пройти порог, и нужен был человек, способный провести лодку. Нашелся такой человек, но на самой быстрине соскочил он с лодки на берег, оттолкнул ее, и все находившиеся в ней погибли; выплыло только сорок рукавиц.

Как уездный город, Кемь обставлен и всеми соответствующими принадлежностями власти; здесь есть шкиперское училище, но летних занятий в нем нет. В реках Кемского уезда одной из важных статей дохода является семга и её промысел; город Кемь от семужьих заколов получает 700 рублей, Сорока — 500 рублей, Ковда и Умба по 2.000 рублей, Поной — 5.000 рублей, а доходы Кузомени достигают крупной цифры 10.000 рублей.

«Забияка» готовился к отплытию. Сойдя на скалы, кемлянки живописно разместились по ним и неумолчно «играли песни», пока судно снималось с якоря и давало большой полукруг, поворачивая нос к морю. Термометр показывал 20° в тени; небо и воды были совсем лазурны. Наконец, завертелся могучий винт судна. Совершенно невольно, безотчетно, проскальзывала мысль о том: неужели же это — наш туманный, забытый, отличающийся неясными очертаниями Север? Что же делают наши художники, не заезжая сюда и предпочитая для воспроизведения на полотне находящиеся под рукой изображения Финского залива или невских тоней? Эта скала с цветными кемлянками, эта лазурь небес, это лучезарное море — не видали еще наших художников.

Посещение Кеми явилось роскошным, цветистым предисловием дальнейшего пути на Мурман. Путешественники направились дальше поперек Кандалакшского залива, в начале четвертого часа пополудни, имея пред собой один из самых длинных, предстоявших им переездов к недалекой от норвежской границы Териберской губе. По расчету времени, на следующий день, 19-го июня, около восьми часов утра, должны они были пересечь полярный круг и войти в область незаходящего солнца.

От Кеми до Териберки.

Вечерняя молитва на пароходе. Терский берег. Гидрография северной окраины. Заслуги Литке и его сочинение. Родион Иванов. Обская экспедиция. Маяки. Ночь на 20-е июня. Общее впечатление бури. Св. Нос. Появление первых китов. Мурманский берег. Вход в Териберскую бухту.

Уверенно и покойно двинулся «Забияка», простившись с Кемью, с знойным днем и еще более знойными красками женских одеяний. Легкий туман начал окружать судно, по мере движения к северу, к горлу Белого моря, связывающему море воедино с безбрежным Ледовитым океаном. Под равномерные звуки винта совершались обычные на судне занятия. Когда спустился вечер, — что было заметно только по часовой стрелке, но никак не по слабости света, — ровно в восемь часов, раздались обычные свистки, и команда собралась на молитву. Двумя рядами вытянулись матросы вдоль правого борта, и сняли шапки. Отчетливо и неторопливо пропели они «Отче наш», осенялись крестами, и звуки молитвы разносились далеко кругом над глубокой теменью непокойной пучины. В высшей степени приятно сознавать, что эту самую молитву и в этот самый час воссылает русский человек к Небу и в Белом море, и в Индийском океане, и по лазурным заливам Средиземного моря. Как не прочно судно, как ни верен компас, как ни опытен капитан или штурманский офицер, но все-таки под скорлупкой — верста и более глубины, а над ней бесконечное небо, из таинственных пространств которого нет-нет да и вырвется шквал или, шторм и докажет очень наглядно, что проволочные канаты — не более как паутинные нити, а путешественник-то, какое маленькое, хотя и смелое, существо! Молитва и только молитва, всходя от сердца, — под рост колоссальным пространствам неба, темени неизведанной глубины и еще более темному сознанию неизвестности.